События, две недели развивавшиеся еле-еле, то и дело ускользавшие из поля зрения, вдруг стали разворачиваться в бешеном темпе. Словно сеть, раскинутая на глубине и скрытая до поры от глаз спокойной поверхностью озера, вытянута наконец на мелководье, и уже видно, как ходят, баламутя воду, стремительные щуки, и только самого кошелька не видать, но сердце уже нетерпеливо екает в ожидании богатой добычи. Заболеть в такое время!
"Нет, нет, - твердил Корнилов. - Не болеть! Еще немного, и мы выйдем на эту темную лошадку, на этого неизвестного". В том, что убийца Хилкова был причастен и к угону машин, Корнилов не сомневался.
В кабинет заглянул Бугаев и начал было рассказывать о том, что Угоев-старший дал подробные показания на восемь машин. Корнилов остановил его:
- Сенечка, все это очень интересно, но не мне, а Белянчикову. Все ему, все! Я, кажется, отключаюсь от дела...
Бугаев удивленно посмотрел на Корнилова, и Игорь Васильевич понял, что вид у него, наверное, совсем больной. Удивление в глазах Бугаева моментально сменилось сочувствием, а уж сочувствия Корнилов не терпел.
- Семен, ты меня понял? Подробности письмом. Уматывай к Юрию Евгеньевичу.
Но Бугаев не уходил.
- Сеня... - начал было Корнилов, но осекся, увидев в глазах Бугаева тревогу.
- Что еще стряслось, Семен?
- Мы проверяли картежников... Тех, которые в гостинице играют.
- Ну проверяли. И что? Доложи Белянчикову.
- Игорь Васильевич, один из них ваш брат. Иннокентий Васильевич, выдохнул Бугаев.
- Кеша? - Корнилов откинулся на спинку кресла и машинально повторил: - Кеша...
Потом тихо сказал:
- Ты, Сеня, присядь...
Минуты две они сидели молча. Корнилов барабанил пальцами по креслу.
- Вот что, Семен, - наконец сказал он. - Все доложи Белянчикову. Все. Я же сказал - отключаюсь от дела. Отключаюсь.
Бугаев ушел. А Корнилов вдруг отрешенно подумал: "Может, это ошибка? Кеша-то скопидом, жадоба. И вдруг карты! Как же он, рублишко к рублишку, а потом сотню на кон? Ну что ж, доигрался, Иннокентий Васильевич. Допрыгался..."
Игорь Васильевич взял лист бумаги и написал рапорт начальнику управления.
"В связи с тем, что мой брат, Корнилов Иннокентий Васильевич, встречался с некоторыми участниками преступной группы Хилкова - Лыткина и играл с ними в карты, прошу отстранить меня от дальнейшего участия в расследовании по этому делу".
"Но с Лавровой-то я обязан поговорить, - решил Корнилов, засовывая заявление в большой конверт. - Обязан".
Он позвонил в тюрьму, чтобы привезли Лаврову, и хотел было вскипятить чай, но не было сил. Поудобнее вытянувшись в кресле, он закрыл глаза. Звонил телефон, но Игорь Васильевич не снимал трубку, и ему показалось, что звонок становился все тише и тише... "Надо не забыть сказать ребятам, чтобы опросили почтальона и поскорее разыскали уехавшего в командировку мужа той женщины..." Потом он подумал о матери. "Опять придется ей трудно. Только привез домой - и сам заболел. Может, лучше в госпиталь лечь? А теперь история с Кешей!"
Корнилов вдруг поймал себя на том, что думает о Кеше слишком спокойно. "Что же это я? Зачерствел на своей работе?" - подумал Игорь Васильевич, и ему стало горько именно от этой мысли. Брат связался с подонками и сам может сесть на скамью подсудимых, а он почти спокоен. "Да ведь худшее я уже пережил. Худшее случилось месяц назад, в деревне. Когда я узнал, что Иннокентий отправил мать на остров... - Корнилов вздохнул, провел ладонью по лицу, чувствуя, что ему уже совсем невмоготу сидеть в душном кабинете. - И мое будущее под большим вопросом. Полное служебное несоответствие - родного брата прозевал".
В это время привели Лаврову. Корнилов слышал, что девчонка она красивая, но чтобы настолько... Белые прямые волосы до плеч, большие заплаканные глаза, узкое с матовой кожей лицо, чуть раздвоенный кончик носа.
- Вы готовы говорить правду? - в упор, без всяких предисловий, спросил Корнилов.
Лаврова поспешно кивнула и тихо, чуть не шепотом, сказала:
- Да. - Лицо ее сморщилось, она достала платочек, но сдержалась...
- У Евгения были знакомые - курильщики трубок?
Она не поняла и недоуменно пожала плечами.
- Трубки, трубки курили его друзья, знакомые?
- Нет. - Она подумала немного и отрицательно покачала головой.
- С кем дружил Хилков?
- С Кошмариком, - сказала она. - С Лыткиным. Они работали вместе. С Феликсом Николаевым. С Георгием Угоевым...
- А может, это просто сослуживцы? - спросил Корнилов.
Она ничего не ответила.
- Вам известно, где сейчас Феликс Николаев?
- Уехал.
- Почему вы думаете, что уехал?
Лаврова вдруг стала говорить шепотом:
- Мне его жена сказала. Она Феликса уговорила. Боялась, что посадят.
- И вы говорили Хилкову об этом разговоре?
- Нет! - испугалась Лаврова.
- Бывали дома у Хилкова друзья?
- Много раз.
- Никто из них за вами не ухаживал?
- Нет, что вы, у всех были свои девчонки. И Женя меня так любил... Она вдруг ойкнула и испуганно посмотрела на Корнилова. - Вы знаете, одного с трубкой я видела...
- Ну?
- Женя иногда уходил и не говорил мне куда. Понимаете... Я думала, у него кто-то еще есть. Вот и решила выследить его... - Внимание и настороженность Корнилова, по-видимому, передались ей, она заволновалась и стала частить: - Поехала за ним следом. В Невский район. На Ивановской он вышел, пошел в переулок... Дом не помню... Нет, не помню номера. На четвертом этаже он позвонил. Я голоса не слышала. Ниже этажом стояла. А потом поднялась на пятый. Думаю, дождусь - будет он выходить, я и зайду в квартиру. А он вышел почти сразу. С дедом бородатым. А дед с трубкой. Это вам интересно? - спросила она простодушно.
"Еще как!" - подумал Игорь Васильевич.
- Дальше что?
- Я вечером с радости об этом Жене сказала, а он меня избил. Говорит: "Забудь и думать о том, что видела".
- Ты, голубушка, показать нам эту квартиру сможешь? - почти ласково спросил Корнилов.
- Смогу.
Корнилов вызвал секретаршу.
- Белянчикова, Бугаева! Срочно!
- А про машины вы не будете меня спрашивать? - почему-то с тревогой осведомилась Лаврова.
- Позже, позже... - Корнилов нервно барабанил пальцами по столу, поджидая сотрудников.
Пришли Белянчиков и Бугаев, Лаврову увел конвоир.
...Дома он смерил температуру - тридцать девять. Мать заохала, засуетилась.
- Ничего, где наша не пропадала, - тихо пробормотал Игорь Васильевич и добавил, уже обращаясь к матери: - Перебьемся! Главное, мама, - сон. Сон все болезни лечит. Это доказано.
Он проглотил сразу две таблетки аспирина и, выпив бутылку боржоми, лег в постель. Телефон поставил на тумбочку в изголовье. Сладкое, полудремотное состояние охватило его, и, если бы не чугунная голова, в которой гулко пульсировала кровь, он посчитал бы себя самым счастливым человеком на свете... Так он пролежал недолго. Может быть, около часа. Сон не приходил, начался озноб. Корнилов слышал, как осторожно, боясь потревожить его, ходила по квартире мать, прикладывала холодную руку ко лбу, шептала что-то.
И в это время зазвонил телефон. Далекий и тихий голос Белянчикова был спокоен, даже чересчур спокоен. Игорь Васильевич уловил в нем нотки хорошо спрятанной радости, даже торжества.
- Квартира на Ивановской оказалась пустой. Похоже, что хозяин оставил ее за несколько часов до нашего прихода, - докладывал Юрий Евгеньевич, и Корнилов удивился: чему ж тут радоваться? - Мы нашли отпечатки пальцев. Подняли на ноги работников дактилоскопии. И не зря. Это Нырок, товарищ подполковник!
"Нырок, Нырок. Сколько лет искали этого матерого убийцу! Думали, что и в живых нету, а вот вынырнул Федяша Кашлев, ходивший грабить еще нэпмачей! Арест - побег, арест - побег, сколько у него было этого, в уголовном розыске уже и со счету сбились. А десять последних лет молчание, словно никогда не было знаменитого Федяши Нырка".