Когда он кончил, несколько секунд все сидели молча, словно прикидывали, все ли сходится в схеме. Не слишком ли все сложно?
Первым нарушил молчание генерал. Он как-то сразу повеселел и спросил Корнилова:
— А что же вы, Игорь Васильевич, раньше-то свою схему в тайне от коллектива держали? Что-то на вас непохоже!
— Да раньше я и сам этой схемы не знал, Владимир Степанович, — чуть смущаясь, ответил Корнилов.
— Ну как, товарищи, — генерал посмотрел на собравшихся, — схема, по-моему, интересная. Если энергично взяться, должны напасть на какой-никакой следок… Ведь через комиссионный мы выйдем и на того, кто купил, и на того, кто продал… — он помолчал, словно еще раз прикидывал — сойдется ли. — Это не означает, что надо ослабить всю остальную оперативную работу по розыску, но как дополнительный вариант… Как ваше мнение?
— Предложение интересное, — сказал Селиванов. — Такая проверка, конечно, может вывести нас на преступников, но только в том случае, если продажу машин оформляли через комиссионный. И если их вообще продавали… А если не продавали? — он помолчал немного, покачал в сомнении головой, словно собирался с мыслями. — Но предложение интересное. Я уже говорил об этом Игорю Васильевичу. Им надо обязательно воспользоваться. Чего-нибудь да найдем. Не обязательно, правда, те машины, что украдены в Ленинграде, но найдем…
2
Мать жила под Ленинградом, в селе Батове, где младший брат Игоря Васильевича уже шесть лет работал главным механиком на птицефабрике.
Ехать к Кеше надо было с Варшавского вокзала электричкой до Сиверской, а оттуда минут двадцать автобусом. В электричке народу было мало, и Корнилов сначала удивился этому — обычно в субботу утром в электричке места не найдешь. Но сейчас время было позднее. Полдень.
Корнилов припозднился из-за того, что отстоял очередь за тортом в «Севере». Он всегда привозил матери торт из города.
В первые годы, когда Кеша перебрался работать на птицефабрику и построил себе дом на крутом красном берегу Оредежа, среди вечно шумящих сосен, Корнилов ездил к нему чуть ли не каждое воскресенье. Он любил посидеть на берегу с удочкой, побродить по лесу, взять Кешин мотоцикл и погонять по пыльным проселкам, а вечером, когда все соберутся дома, посидеть за самоваром на просторной терраске, застекленной разноцветными стеклышками.
Кешин переезд в Батово был для всех неожиданным. Работал он после института на «Красном выборжце». Сначала мастером, потом начальником цеха. Работой был доволен. Но однажды, вернувшись поздно вечером домой, сказал:
— Вызвали в райком. Предложили поехать главным механиком птицефабрики. Я согласился. — И добавил: — Правда, птицефабрику только начали строить, ну да это к лучшему. Сам буду оборудование монтировать…
Иннокентий помолчал немного, хитро поглядывая на Игоря, и предложил:
— Поедем вместе, Игорь? Отдохнешь там от своих уголовников. Будешь кадрами заведовать. Или, может, стариной тряхнешь — слесарным делом займешься?
Корнилов тогда только посмеялся. Ему не верилось, что и сам Кеша твердо решил поехать. Думал, разыгрывает. Но все именно так и оказалось, как сказал брат, — Кеша уехал с женой, да еще и мать забрал с собой…
В последние два-три года Корнилов ездил в Батово реже. Все как-то так складывалось, что выходные бывали заняты. Но главная-то причина, пожалуй, была в другом. И об этом Корнилов старался не думать. Какая-то перемена произошла в Кеше. Сначала Игорю Васильевичу было трудно уловить ее. Он просто удивлялся иногда, слушая, как увлеченно говорит Кеша о своих планах расширить огород, сад, приобрести корову. Игорь Васильевич спрашивал:
— Зачем?
А Кеша удивлялся:
— Как зачем? Жить в деревне, а картошку и овощи на рынке покупать? Да над нами всё смеяться будут.
Но Игорь Васильевич знал, что в Батове есть немало людей, которые отказались от огородов и не жалели об этом. Картошка и овощи в колхозе осенью стоят копейки… А с огородом сколько возни. Да и не в этой возне дело. Другое беспокоило Игоря Васильевича — все чаще и чаще ездила Татьяна, Кешина жена, на рынок: продать пару мешков скороспелки или корзинку ранней клубники. А ведь Кеша получал большую зарплату…
Игоря Васильевича раздражало и то, что мать стала много работать на огороде: полоть, сажать и поливать рассаду… С ее-то больным сердцем!
А Кеша, сидя вечером на терраске перед весело поющим, до блеска начищенным самоваром, с увлечением рассказывал о своих планах: