Игоря Васильевича не покидала уверенность, что вся эта бухгалтерия вот–вот принесет результаты. Он сопоставлял все хищения «Волг» за последнее время, все показания потерпевших и полностью укрепился в мысли, что такие «удачные» угоны возможны только с помощью другой автомашины. Показания Тамариной окончательно убедили его в этом…
Вскоре на столе у Корнилова уже лежали два списка с фамилиями. В одном, большом, списке перечислялось семьдесят шоферов из разных парков, ночные дежурства которых по многу раз совпадали с датами краж. По многу, но не с каждой кражей. Полного совпадения не было ни у кого. В коротком списке значилось тридцать девять человек. У них было по восемь совпадений…
Предстояло исподволь, деликатно выяснить, что они собой представляют…
И вот удача — арестован водитель второго таксомоторного парка Лыткин. И вдобавок у него находят чистый техталон и девятьсот рублей денег!
Корнилов уже второй час беседовал с работниками кафе, а дело совсем не двигалось. Швейцар, которому Игорь Васильевич показал среди двух фотографию задержанного, не признал его. «Кто его знает, — сказал он с сомнением, — ходят тут каждый день много. И бузят часто. Может, и этот бывал. Не припомню».
Две официантки признали Лыткина. Да, кажется, бывал. Лицо вроде бы знакомое. И один ходил, и с девушками. Не было ли постоянной компании? Дружков? Поди разберись. Народу всегда много, крутишься как юла. Разве запомнишь, кто с кем… Не шиковал ли? Да нет, у нас особенно не расшикуешься. Ассортимент не тот. Расплачивался строго по счету… Мы чаевых не берем.
Корнилов чувствовал, что официантки чего–то не договаривают. Выходило так, что этот Лыткин — самый заурядный посетитель. Бывает в кафе, но от случая к случаю. И никаких друзей у него здесь нет. А кто же тогда крикнул: «Кошмарик, канай!»? И почему этот Кошмарик, проживающий на Гражданке, ездит через весь город в кафе «Звездные ночи»? Не затем ведь, чтобы угостить свою девушку мороженым? Да и драку он затеял после того, как один из стоявших в очереди попытался не пропустить Лыткина в кафе без очереди. «Меня там друзья ожидают», — сказал Кошмарик. И швейцар хотел его пустить… Значит, знал!
У директора, меланхоличной полной женщины с низким лбом и беспокойными, бегающими пальцами, Корнилов попросил список официанток, работавших накануне. И их адреса. Вася Алабин приготовился записывать.
— Венюкова Тамара, Софийская, двадцать один, квартира пять, — диктовала директриса. — Порошина Вера, улица Воскова, тридцать три, квартира шестнадцать. Гольцева Люба… Ну к этой вы можете и не ходить, она всего полтора месяца работает. Неумеха.
— Дайте на всякий случай и ее адрес, — попросил Корнилов.
— Я думаю, с этой Гольцевой Любы надо и начать, — сказал Игорь Васильевич, когда они с оперативником Василием Алабиным сели в машину. — Она новенькая — на свежий взгляд многое заметно. Видать, директриса ее не очень жалует. Неумеха! Много ли официантке умения надо?! А раз отношения плохие, она ничего скрывать не будет.
Люба Гольцева оказалась девушкой лет восемнадцати, нескладной, словно подросток, и ершистой. Корнилов подумал: «Нелегко, наверное, ей в официантках и с посетителями и с товарками. Такая действительно чаевых брать не станет. А ей этого не простят».
— Вы о нашем кафе хотите знать? — спросила Люба. — Что–нибудь случилось? Я так и знала… Только у директорши мое заявление уже неделю лежит. Через неделю ноги моей в этом гадюшнике не будет.
— Что же так? — подивился Игорь Васильевич. — Такое популярное кафе, а вы его гадюшником называете.
— Да туда теперь одна шпана ходит, — запальчиво сказала Люба. — Или пижоны сопливые… На них смотреть–то противно, не то что обслуживать… — Она вдруг осеклась и встревоженно посмотрела на Алабина, сидевшего с блокнотом в руках.
— Нет, об этом я вам рассказывать не буду. Раз вы милиция, сами должны знать. А мне еще хорошую характеристику надо получить?