Мы одновременно кивнули и повернули головы к старику, который появился в окошке и многозначительно кашлянул.
Глава 4
— Вы что-то хотели, молодые люди? — старик приподнял золотое пенсне, посмотрел на нас скорее осуждающе.
Вообще-то я ничего от него не хотел, я назвал этот адрес только потому, что о нем знала только Света — причем, та Света, что была со мной там, в том мире и я все не мог понять — как она сюда попала. Или это какой-то казус?
Света посмотрела на меня, потом на замершие часы на стене мастерской, потом снова на меня.
— Ты помнишь? — спросила она.
И тут я понял, что это на самом деле она.
Черт возьми! Но… как?! Она же осталась… там!
Я беспомощно оглянулся на старика, тот пожал плечами.
Она меня испытывала! Она знала, что только я мог помнить о пребывании в часовой мастерской и просьбе, с которой обратился к нам часовщик. Он попросил, чтобы…
Я вспомнил его лицо и жест рукой в сторону стены со стоящими часами:
— Скажите ему, что часы должны идти. Иначе смысла в них нет.
Света посмотрела на меня и улыбнулась.
— Значит, это все-таки ты.
— А ты сомневалась?
— А ты — нет?
— Что вы сказали? Вы что-то сказали про часы? — на лице часовщика замерло странное выражение — будто бы он прямо перед собой увидел привидение и даже успел прикоснуться к нему.
— Вы не должны останавливать часы, — сказал я.
— Они должны идти, — продолжила Света.
— Иначе смысла в них нет, — закончил я.
Наступила пауза. Потом старик медленно произнес:
— Часы сами поутру начинали идти. Я приходил в мастерскую, вечером они стояли, а утром… и так повторялось много раз. А потом вдруг прекратилось. Часы перестали идти. Я победил. О чем вы, черт возьми, говорите?
— Просто представьте… что эти часы идут не только для вас, они идут для всех, кто…
На улице раздался вой полицейской сирены и Света дернула меня за рукав.
— Для всех, кто может их увидеть? — старик хлопал глазами, переводя взгляд с меня на стену со стоящими часами.
— Именно.
Света потянула меня к выходу.
— Стой…
Я повернулся к старику.
— Вы когда-нибудь ремонтировали золотые женские часы «Чайка»?
Он вдруг замер, словно услышал кодовое слово.
— Почему вы спрашиваете? — его лицо стало каменным.
Света уже не тянула, она буквально тащила, рвала рукав моей куртки по направлению к выходу.
— Эти часы запрещены, — хриплым голосом сказал часовщик. — Уже тридцать лет как минимум. — Власти изъяли всю выпущенную партию по всей стране. И я уже давно ничего не слышал о них и уже тем более не…
Света замерла у входа. Ее глаза расширились, она выпустила мой рукав, при этом рукав ее спортивной куртки на миг открыл запястье…
Это заняло секунду, может быть, даже меньше, но…
Старик остолбенел. Его словно молнией ударило. Я никогда не видел, чтобы с человеком происходило подобное — волосы буквально встали дыбом, глаза выкатились, а бледное, почти мертвое лицо побагровело.
— У вас… Я… я должен заявить властям… — просипел он и я испугался не того, что он это реально может сделать, а, что его хватит инсульт или что-то подобное.
— Погодите… постойте… вы можете объяснить, что происходит? Это бабушкины часы, они лежали в шкатулке и вот…
Он не сразу ответил — бросая косой взгляд на телефон, лежащий позади на широком подоконнике, старик сделал шаг по направлению к нему.
— Бабушкины… кого сейчас это волнует… если я не доложу, меня на всю оставшуюся жизнь… бабушкины… — от страха его голос дребезжал как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть.
— Мы уйдем, как только вы скажете, что не так с этими часами, — сказала Света. — Никто ничего не узнает.
— Они все узнают! Они узнают! Мне конец…
— Да что происходит, объясните же наконец! — рявкнул я, не выдержав его причитания.
Он замер, не дотянувшись до трубки телефона.
— Вы что, правда не знаете? Вы не с этой планеты?
— Мы не с этой планеты, — подтвердила Света. Руку с часами она спрятала в кармане куртки.
— Ясно. Все ясно… — старик, казалось, смирился со своей участью. Он медленно присел на табурет возле окна, руки безвольно повисли вдоль тела. — Все равно это когда-нибудь должно было случиться. Я ведь это знал, просто думал, что раньше умру.
Он говорил тихо, почти шепотом, но каждое его слово я слышал отчетливо и внятно, словно в огромном пустом зале — окружающие звуки поблекли, растворились. Я слышал биение своего сердца и его — не то шепот, не то тихий говор.