– Вообще-то не очень.
– Посмотрим.
И тут же в кабинете стало темно.
То есть кромешно темно – совсем ничего не видно.
И – тихо. Очень тихо.
И так длилось несколько минут. Вик даже начал ерзать в кресле, чтобы слышать хоть какие-то звуки – от самого себя.
Потом – шаги.
– Вы где? – спросил он профессора. – Вы ушли?
Страхов не отвечал.
Вдруг – шипение.
Оно было все ближе.
И еще ближе.
И еще
И вдруг пахнуло в лицо чем-то горячим. Будто огромная змея раскрыла пасть, готовая слопать Вика.
Ерунда, сказал себе мысленно Вик, у змеи не может быть горячего дыхания. Она – холоднокровная. Верней, температуры окружающей среды. Она – пресмыкающееся. А крокодил кто? Кажется, земноводное. И у него, кажется, тоже холодная кровь. А у кого горячая? Кто так может шипеть?
Стараясь, чтобы голос не дрожал, Вик произнес:
– Может, хватит?
– Да, пожалуй.
Вспыхнул свет. Проморгавшись и не сразу привыкнув к яркому освещению, Вик увидел, что Страхов сидит на своем месте и смотрит в монитор.
– Что ж, и это в порядке, – сказал он. – А родителей ты боишься?
– С какой стати? – удивился Вик.
– Некоторые очень боятся. Так боятся, что даже не хотят возвращаться домой.
– Что же, вы их насильно выписываете?
– Здесь не больница, я никого никуда не выписываю, – заметил Страхов.
– Так все тут и живут? Всегда?
– Именно.
– А мы? Мы тоже тут останемся?
Страхов вздохнул, и в этом вздохе Вику почудилось сочувствие. Но и сам Страхов понял, что сочувствие было слишком заметным, поэтому посуровел и крикнул неприятным, резким голосом:
– Да, останетесь! Навсегда! И даже думать не смейте, чтобы отсюда вырваться, вам товарищ генерал покажет кузькину мать!
– Не кричите! И развяжите меня!
– Ну, ну, не буду кричать, не буду, – примирительно сказал профессор. – Еще несколько вопросов.
Вопросов на самом деле было не несколько, а много – и все о страхах. Вик отвечал, а профессор смотрел на монитор, где всплески синих, красных и желтых волн при ответах Вика что-то говорили ему – наверное, по принципу детектора лжи.
Длилось все это не меньше часа.
Наконец Страхов сказал:
– Вот и все.
Он развязал Вика, тот попрыгал, разминая ноги, сделал несколько упражнений: нагнулся, присел, помахал руками. Разгонял кровь, как говорит в таких случаях папа Олег.
Вика мучил вопрос, почему отсюда нельзя выйти, но он понял, что Страхову его задавать бесполезно. И его уже беспокоило, что там поделывает Ник, в другой комнате.
– Можно идти?
– Постой. Я кое-что тебе еще покажу. Я хочу, чтобы ты понял главное: страх не вовне, страх – в тебе.
– Я это и так знаю.
– Да? Может быть, может быть…
Страхов нажал на кнопку, в стене поднялась панель, и в образовавшееся отверстие въехала металлическая клетка. В ней сидел крыс Кинг. Или его двойник – потому что очень уж быстро он тут оказался. Крыс злобно смотрел на Вика маленькими глазками. И вдруг взвизгнул, бросился на прутья клетки, его огромные зубы лязгнули по прутьям. Вик отшатнулся. Ему было противно, хотя и не очень страшно. Не страшнее, чем в зоопарке.
– Как видишь, – комментировал профессор, – это животное само по себе не так ужасно. Оно становится таким лишь тогда, когда представляет реальную угрозу. То есть, например, без клетки.
С этими словами он вдруг скрылся за белой непрозрачной занавеской, а у клетки крыса поднялась одна сторона. Крыс медленно пошел на Вика, поводя мордой, скаля зубы и топорща усы. Вик отступал, оглядываясь. Он искал, чем защититься, но ничего, похожего на оружие, не было. Вик хотел позвать доктора, но боялся, что его выкрик только раздразнит чудище. Он шаг за шагом приближался к двери, не отводя глаз от крыса. Нащупал ручку. Повернул ее, толкнул дверь. Дверь не открылась.
И тут крыс, дико завизжав, прыгнул на него.
Вик закричал – громче крыса. И упал.
Испытания продолжаются
Он очнулся в кресле.
Клетки с крысом не было.
Доктор Страхов сидел за столом и внимательно смотрел то на Вика, то в компьютер.
– Что это было? – спросил Вик.
– Ты потерял сознание. Обычная реакция организма на чувство ужаса. Страх еще можно как-то контролировать, а ужас нет.
– А вы не знали? Обязательно эксперименты проводить на живых людях?
– Не обижайся, это необходимо.
– Кому?
– Науке.
– Странная какая-то наука.
– Не твоего ума дело! – сердито ответил Страхов. И сказал чуть потеплевшим голосом: – Зато могу тебя порадовать: коэффициент страха у тебя отличный – тридцать шесть и четыре. Отличный, отличный, – повторял он, постукивая пальцами по столу. Но вдруг, словно опомнился, закричал, возражая самому себе: – Ничего хорошего! Слишком мало! Ты должен бояться больше!
– Зачем?
– Никаких вопросов! Надо!
– Кому надо? БГ? – догадался Вик. – Для чего?
– Не твое дело!
– Вы извините, но вы странный какой-то. То нормально говорите, то кричите.
– Я нормально говорю? – возмутился профессор. – Когда это я нормально говорил? Да вас только криком и проймешь! Все, иди отсюда! И позови брата. Стой! Я сам его позову.
Страхов вышел из процедурной комнаты в кабинет. Ник спал, свернувшись калачиком на диване. Вик всегда завидовал этому его умению – засыпать в любом месте и в любой обстановке. И удивлялся: почему он, Вик, человек выдержанный, спокойный, не может заснуть где попало, а Ник, вечно шебуршащийся, непоседливый – запросто. Только что бегал, прыгал, возился, кричал, дурачился, но стоит ему прилечь или даже присесть – все, уже дрыхнет.
Доктор разбудил Ника:
– Юноша, пора!
– А? Куда? – спросонья не понимал Ник.
– Сейчас тебя будут… – хотел предупредить Вик, но Страхов прикрикнул на него:
– Никаких разговоров! Сиди тут и отдыхай!
И увел Ника.
Усадил его в кресло, прикрепил ремни. Ник тут же окончательно проснулся. «Сейчас тебя будут…» – вспомнил он слова Вика. Что будут? Обследовать? А если – пытать? Очень уж у Вика был бледный вид.
– Учтите, я абсолютно здоров, – сказал Ник. – Так что зря время тратите.
– Мне лучше знать, зря или не зря! – ответил профессор.
И тут же Ника что-то кольнуло в бок.
– Вы что? Шутки дурацкие! – закричал Ник.
– Ага, – сказал профессор. – Болевой порог невысокий. А коэффициент страха?
И к руке Ника стала приближаться игла.
Ник задергался и завопил:
– Я жаловаться буду! Я папе расскажу, он вас тут всех в тюрьму посадит! Детей мучаете! Уберите вашу иголку! Садист!
Профессор невозмутимо улыбался. Игла остановилась в миллиметре от кожи Ника и стала подниматься.
Нику очень хотелось вытереть пот – он весь взмок за эту минуту. Но руки были связаны.
Потом наступила темнота.
– Включите свет! – тут же потребовал Ник. – Включите, я сказал! И прекращайте вообще!
– Боишься? – прохихикал профессор откуда-то сзади.
– Не боюсь, а просто… Неприятно!
Тут кто-то начал дышать в лицо.
– Уберите! Фашист! Гад! Убери! Убью дурака!
Ник, как с ним иногда случалось, в приступе ярости забыл все приличия. Да и как не забыть, если с тобой так обращаются?
Наконец появился свет.
– Все, все, успокойся, – сказал Страхов. – Теперь еще несколько вопросов…
– Ни на какие вопросы я отвечать не буду! Только с моим адвокатом! – Ник вспомнил, что во многих фильмах, которые он смотрел, несправедливо схваченный кем-то герой говорит именно так.
– У тебя есть адвокат? – засмеялся профессор.
– У папы есть! И даже несколько!
– Верю, верю. Но ответить придется. Потому что, пока не ответишь, я тебя не выпущу.
– Да? А знаете, как это называется?
– Как?
Ник рад бы сказать, но сам забыл. Всегда помнил, а сейчас забыл.