«Если он так думает, – решил про себя Карл, – то он совсем дурак. Мне до него и дела нет, пусть и он оставит меня в покое». Едва оказавшись в коридоре, он успел подумать, что, наверное, повел себя невежливо, ибо так завороженно озирался на Грина, что Кларе чуть ли не силой пришлось вытаскивать его из комнаты. Тем охотнее пошел он теперь рядом с ней. Они шли по коридорам, и сперва Карл просто не поверил своим глазам, когда через каждые двадцать шагов им попадался замерший у стены слуга в богатой ливрее и с подсвечником, который он обеими руками держал на весу за массивное основание.
– Электричество провели пока только в столовую, – объяснила Клара. – Мы этот дом недавно купили и целиком перестраиваем, насколько вообще можно перестроить старый дом, да еще с такой прихотливой архитектурой.
– Значит, и в Америке уже есть старые дома, – заметил Карл.
– Конечно, – рассмеялась Клара, увлекая его дальше. – Странные у вас, однако, представления об Америке.
– Нечего надо мной смеяться, – сказал он сердито. В конце концов, он-то уже видел и Европу, и Америку, а она только Америку.
По пути, слегка протянув руку, Клара распахнула одну из дверей и, не останавливаясь, сообщила:
– Здесь вы будете спать.
Карлу, разумеется, захотелось туда заглянуть, но Клара раздраженно, почти срываясь на крик, заявила, что с этим успеется, а пока что пусть идет за ней. Карл заупрямился, они немного потягались у двери, но в конце концов Карл решил, что негоже ему во всем потакать девчонке, вырвал руку и вошел в комнату. Внезапно обступивший его мрак понемногу рассеялся лишь у окна, где мерно и тяжело покачивало всею кроной старое дерево. Слышалось пение птиц. В самой комнате, куда лунный свет еще не добрался, было трудно что-либо различить. Карл пожалел, что не взял с собой электрический карманный фонарик – подарок дяди.
В таком доме фонарик просто необходим, несколько фонариков – и можно спокойно отправить прислугу спать. Он сел на подоконник и, вглядываясь во тьму, прислушался. Вспугнутая птица спросонок забилась в листве могучего дерева. Далеко разнесся по округе гудок нью-йоркского пригородного поезда. И снова упала тишина.
Но ненадолго – в комнату нервно вошла Клара.
– Что все это значит?! – крикнула она с нескрываемой злостью и от ярости даже хлопнула себя по ляжкам. Будь она повежливей, Карл бы ответил. Но она, не дожидаясь, подскочила к нему и с криком: «Так идете вы или нет?» – то ли с умыслом, то ли просто в сердцах ткнула его в грудь, да так, что он неминуемо выпал бы из окна, если бы в последнюю секунду не успел зацепиться пятками за стенку и, еле удержав равновесие, соскользнул с подоконника, ощутив под ногами спасительный пол.
– Я чуть не свалился, – сказал он с упреком.
– И зря не свалились. Почему вы такой нескладный? Вот возьму – и снова вытолкну.
С этими словами она и вправду обхватила Карла и, слегка приподняв, – Карл, почувствовав, как напряглось все ее неожиданно сильное, тренированное тело, совсем опешил и в первую секунду даже не сопротивлялся, – едва не донесла до окна. Но тут, опомнившись, Карл резким движением вывернулся и сам ее схватил.
– Ах, вы мне делаете больно, – тут же пролепетала она.
Ну уж нет, теперь он ее не отпустит. Правда, Карл дал ей свободу идти куда вздумается, но рук не разжимал. К тому же в этом узком платье ее так легко держать.
– Пустите меня, – прошептала она. Ее разгоряченное лицо было совсем рядом, даже трудно смотреть ей в глаза, до того она близко. – Пустите меня, я вам что-то дам.
«Почему она так дышит, – удивлялся Карл, – ей вроде не больно, я ее даже не стиснул», – а сам и не думал ее отпускать.
Секунда молчаливого, неосмотрительного ожидания – и внезапно он снова почувствовал на себе нарастающую силу ее упругого тела: она вырвалась, провела хорошо отработанный верхний захват, каким-то неизвестным приемом ловко отбила его ногу, когда он попытался поставить ей подножку, и, великолепно держа дыхание, потащила его куда-то к стене. Там, однако, оказалась тахта, на нее-то она и бросила Карла, после чего, опасаясь, впрочем, слишком низко к нему наклоняться, сказала: