Ну и пришлось же повозиться с развязыванием веревок, почти вдвое дольше, чем в первый раз!
Когда открыли ключом сундук, на дне его увидели громадный конверт.
— Прочтите! — сказал факир, обращаясь к Пирожникову. — Это, несомненно, вам, как самому старательному.
Борис Петрович разорвал конверт, но вложенную в него записку читать не стал, а передал телеграфисту. И тот прочел громко:
«Завтра я уезжаю. Приходите запаковывать мой багаж. У вас к этому большие способности».
Петрик и Володя отбили все ладоши. Они и не заметили, что на стуле Бориса Петровича, рядом с ними, сидела помощница факира. Когда она подсела, мальчики не видели, потому что не спускали глаз с волшебного сундука.
Так закончился этот изумительный вечер. Возвращаясь домой, Володя и Петрик забросали Бориса Петровича вопросами о волшебных фокусах индусского чародея.
— Волшебства тут никакого нет, — сказал он. — Просто чистая работа. Тунемо-Ниго — мастер своего дела.
...Петрик и Володя, расстелив на полу старые газеты вместо матраца, легли и накрылись полушубками. Они долго обсуждали фокусы факира, но так и не могли догадаться, каким образом выскочила из заколдованного сундука помощница Тунемо-Ниго и откуда появился в кастрюле кролик.
Володя заснул первым. В кухне горел светильник. За отсутствием керосина Пирожников употреблял для освещения сливочное масло. Из кухни в мастерскую шел легкий чад, напоминающий Петрику родной дом. На масленице, когда мама пекла блины, в хате стоял вот такой же сладковатый запах горелого масла. «Мама!» — вздохнул Петрик и ощутил тоску по дому. Сколько времени прошло с тех пор, как они с Володей покинули Киштовку? И когда-то они теперь попадут домой? Когда-то мама снова будет кормить его блинами?
Тик-так! Тик-так! За перегородкой раздавался легкий стук. Петрик приподнял голову. Мыши?
Тик-так! Тик-так! Это Гоголь что-то делает. Бумага шелестит. Пишет, должно быть. И карандашом постукивает. Нет, это не карандашом.
Тик-так! Тик-так!
Мальчик натянул полушубок на голову, чтобы не слышать надоедливый однотонный стук. Но и это не помогло. В ушах настойчиво раздавалось: тик-так! Тик-так!
Светлый лучик месяца пробился сквозь щель ставни и лег узкой полоской на полу. Стук прекратился. Гоголь задул светильник и лег на заскрипевшую койку.
* * *
Борис Петрович свистел носом. Володя крепко спал, свернувшись калачиком. А Петрик беспокойно ворочался с боку на бок.
Ходики на стене захрипели и ударили два раза. Третий час пошел. Хоть бы заснуть.
Но, чу... Автомобильный рожок прогудел под окнами, около самого крыльца. Петрик встрепенулся. Да, да, автомобиль! На их глухой улице автомобиль! Зачем он сюда приехал? Никак, кто-то кричал?
Петрик вскочил и кинулся к окну. В узкую щель ставни он увидел темный силуэт всадника в мохнатой папахе и грузовой автомобиль.
«За Гоголем!» Петрик похолодел от страха и бросился на кухню. Пирожников безмятежно храпел.
— Борис Петрович! Автомобиль!
Комиссар поднял голову и сунул руку под подушку.
— Автомобиль у крыльца и верховые!
— Автомобиль? — сказал Пирожников и дрожащими пальцами чиркнул спичку. — Автомобиль, говоришь?
Он схватил со стола книгу, перелистал несколько страниц и, найдя записку, быстро разорвал ее в мелкие клочки. И тут Петрик увидел необычайное: комиссар жевал и, давясь, глотал разорванную бумагу.
— Дешево я себя не продам! — бормотал он, проверяя пули в револьвере. — Не продам!
Подтянув кальсоны, Пирожников на цыпочках пробежал из кухни в мастерскую и прильнул глазом к окну.
— Казаки! — прошептал он. — И черт знает, как их много!
— А вы тикайте через двор, — посоветовал Петрик, стуча зубами.
— Ты думаешь на дворе нет? Уже оцепили кругом, дьяволы!
Борис Петрович выхватил из корзинки пачку бумаг и заметался по кухне, не зная, что с нею делать.
— Я спрячу? — предложил Петрик.
— Да-да... Сунь в снег. Только скорее.
Петрик с бумагой выскользнул на кухню, а оттуда в сени. Осторожно отодвинув задвижку, мальчик приоткрыл дверь и высунул голову. На дворе было тихо. У соседей простуженно лаяли собаки. Полная серебряная луна заливала ярким светом двор. Снег казался голубым. Петрик заметил: калитка на запоре. Значит, на дворе никого нет. Он быстро сунул пачку в сугроб.
— Тогда высадите их из автомобиля и едем дальше! — раздался гневный голос.
— А куда автомобиль?
— Пусть здесь остается! Черт с ним!
— Ни под каким видом!
Петрик, дрожа от холода и страха, вернулся на кухню. Комиссар, сидя на койке, натягивал штаны. Лицо его было бледно. Володя с заспанным лицом стоял у порога и не понимал, что случилось.
— Что? Что? — зашептал Пирожников.
Петрик рассказал, что путь через двор свободен, и передал услышанный разговор об автомобиле.
— Странно! — сказал Борис Петрович и закурил трубку. — Что за оказия!
Комиссар успокаивался. Покурив, он накинул пальто и отправился в сени. Петрик и Володя юркнули следом. Автомобиль по-прежнему стоял у ворот.
Шофер заводил мотор. Двигатель работал с перебоями. Всадник в казачьей папахе и бурке гарцевал перед воротами. Тень его металась по двору.
— Напрасная паника! — прошептал Борис Петрович, приподнявшись на цыпочки и вытягивая шею, чтобы получше разглядеть, что творилось на улице.
Мотор наконец заработал, автомобиль, беспрерывно хлопая и стреляя, двинулся по занесенной снегом улице. Казачий конвой поскакал сзади.
Петрик принес со двора таинственную пачку бумаги, спрятанную в сугробе снега. Борис Петрович осторожно ее развернул, и братья увидели толстую кипу длинных афишек, отпечатанных мелким шрифтом. С большой тщательностью Пирожников запаковал афишки и сунул их в корзинку, а затем опять закурил трубку. Он курил долго, соображая, кого везли казаки в автомобиле.
— На расстрел? Большевиков? — высказал предположение Петрик.
— Не похоже! Тут что-то другое. А впрочем, давайте ложиться спать. Уже половина четвертого.
* * *
Утром омичи узнали о новом перевороте. На заборах были расклеены за ночь воззвания с обращением адмирала Колчака «К населению России». Колчак именовал себя верховным правителем.
Прочитав в газете сообщение об аресте двух членов правительства директории, Пирожников свистнул:
— Вот кого, оказывается, везли в автомобиле!
Закрыв парикмахерскую, Борис Петрович исчез и вернулся домой очень поздно. До самого утра на кухне горел огонь и слышался странный стук: тик-так, тик-так...
«Поезд опоздал»
После колчаковского переворота к Борису Петровичу чаще стали заглядывать клиенты. Почти ежедневно они приходили бриться, а после бритья исчезали на кухне. Володя в мастерской стоял на карауле. Ему теперь было ясно, что в парикмахерскую таинственные незнакомцы приходят не ради бритья. Но кто они такие и о чем шептались, а иногда даже и спорили на кухне с комиссаром, Володя не знал.
Петрик оказался догадливее брата.
— Это — большевики, — решил он. — Они тоже скрываются, как Борис Петрович, живут по чужому паспорту.
Однажды в субботу, под вечер, в парикмахерскую приехал на извозчике молодой человек в черном дубленом полушубке и пыжиковой шапке с длинными ушами и сразу прошел в кухню. Разговор с Борисом Петровичем продолжался у него недолго. Потом молодой человек торопливо вышел на улицу, вскочил в санки и, поднимая снежную пыль, быстро уехал.
Визит взволновал Бориса Петровича. Дрожащими руками он держал часы и с ужасом смотрел на циферблат.
— Ребята, — сказал комиссар дрогнувшим голосом, — выручайте. Осталось час сорок две минуты. Слушайте внимательно, что нужно сделать.
Борис Петрович опустился на кровать и вынул револьвер. Он собирался куда-то и доставал из корзинки патроны. Рассовывая их по карманам, говорил:
— Надо немедленно пробраться в Куломзино. Там, в железнодорожном поселке, на Вокзальной улице, живет машинист Долинченко. Это близко от станции, восьмой дом от угла. Ему нужно передать только два слова: поезд опоздал. Вот деньги... Берите извозчика... Давайте сколько запросит. Гоните во весь дух.