...Вот эту занятную историю о себе Ферапонт Иванович и рассказал Петрику в первый же вечер знакомства.
— Так вы, дядя, не большевик? — разочарованно протянул Петрик. — Не революционер?
— Какой революционер? Я в бога верую! — сказал мастер и в подтверждение своих слов широко перекрестился.
— А я думал, в тюрьме только большевики сидят!
— Тут разный народ есть, и виноватые и невиноватые. Набили ироды, как селедок в бочку... Дышать нечем, хоть топор вешай...
Ферапонту Ивановичу поглянулся юный сосед по нарам. Желая облегчить мальчугану пребывание в тюрьме, он сам предложил:
— Хочешь, я из тебя сапожника сделаю? В мастерскую возьму.
— Очень, дядя, хочу!
На другой день Петрик уже сидел с молотком в руке на низкой скамеечке и учился с одного удара загонять деревянный гвоздик в подметку. Поначалу дело не шло, гвоздики ломались, но к концу дня он приноровился и три штуки забил, как заправский сапожник.
А еще через два дня Петрик встретил в коридоре товарища Захара. Он чуть не кинулся ему на шею. Мальчик рассказал про злополучную встречу с дьяконом Фасолевым, из-за которого он и угодил в контрразведку, а затем в тюрьму. В свою очередь Захар сообщил о собственных злоключениях. Его взяли на верхней пристани после того, как он рассказал почтовому чиновнику, пассажиру, ожидавшему пароход, смешной анекдот про сухопутного адмирала Колчака. Почтовый чиновник заподозрил, что имеет дело с подосланным провокатором, и на всякий случай донес на него военному коменданту пристани. Захара схватили, увезли в контрразведку и, как политического преступника, заточили в крепость.
— Ну как ты себя здесь чувствуешь? — спросил Захар, закончив рассказ о своем аресте.
— Ничего. Я в сапожной мастерской работаю.
И Петрик рассказал о дружбе с мастером Тиуновым. Захар оживился.
— Из кожи вылези, но упроси его взять меня в мастерскую.
— Вы тоже хотите учиться шить сапоги?
— Нет. Это ты учись. А мне учиться не к чему. Скажи Тиунову, что я холодный сапожник.
Петрик поговорил с Ферапонтом Ивановичем, и тот охотно взял к себе еще одного помощника.
В тюремной мастерской чинили солдатские сапоги для анненковской армии. Надо было срочно отремонтировать тысячу пар, и Ферапонту Ивановичу требовались подмастерья.
Через день Захар уже сидел рядом с Петриком и тоже молотком загонял в подметки деревянные гвоздики. Вначале он делал это неумело, но помаленьку освоился, и Петрику даже показалось, что товарищ Захар работает не хуже других. Но Тиунов наметанным глазом быстро определил, что новый заключенный никогда не был холодным сапожником. Однако старый мастер ни слова не сказал. Он понял, что человек стремился облегчить свою несчастную тюремную долю и ради этого пошел на хитрость.
Чайкин попадает в тюрьму
Захар и Петрик сидели в разных камерах, но встречались они ежедневно в мастерской и весь рабочий день проводили вместе. Петрик подметил: сапожники очень быстро полюбили нового заключенного. Балагур, весельчак, он знал множество забавных историй и умел посмешить людей интересным рассказом или сказкой. А сказки были такие, что все догадывались, о ком идет речь. Захар рассказывал про кровожадного волка, а волк этот в конце-концов оказывался атаманом Анненковым или Колчаком.
Так дело началось со сказки, а кончилось созданием ячейки коммунистов. Теперь Захар уже меньше балагурил, на лице его появилось выражение озабоченности. Он таинственно перешептывался с новыми друзьями по утрам, когда в сапожную мастерскую собирались на работу заключенные. Они приходили из разных камер, и через них Захар находил нужных ему людей.
В той камере, где сидели Петрик и Ферапонт Иванович, находился немолодой казах Алигомжа. За что его мучили в тюрьме, никто не знал, даже судьи, приговорившие кочевника к двенадцати годам каторги. Алигомжа не был большевиком. По утрам он вставал раньше всех, становился на колени и, сложив ладони, творил молитву. Тюремное начальство посылало Алигомжу на самые тяжелые и грязные работы: пилить дрова, чистить помойки. Ферапонт Иванович пожалел казаха и пристроил его в сапожную мастерскую. Здесь на Алигомжу обратил внимание Захар и завязал с ним дружбу.
Но Петрик бездействовал. Захар не давал ему никаких поручений и только говорил:
— Не торопись. Твое время еще не пришло.
Однажды в воскресенье после обеда тюремный надзиратель выкрикнул:
— Петр Грисюк! На свидание!
Не чуя под собой ног, Петрик чуть не бежал впереди конвойного. В свидальном бараке его ждал Володя с небольшим узелком в руке.
В первую минуту они хотели броситься друг другу на шею, но ограничились крепким мужским рукопожатием.
— Давай сядем здесь.
Петрик стал рассказывать про свои злоключения. Сердце Володи кипело от гнева. Так вот как брат попал в разведку. Из-за проклятого дьякона Фасолева!
Мимо прошагал тюремный надзиратель. Петрик умолк. Володя тихо зашептал:
— У нас беда случилась. Чайкина контрразведка арестовала на прошлой неделе.
— Да что ты!
— Пришли ночью на квартиру, обыск сделали. Нашли листовки. Павел Петрович говорит, это провокация. Сами контрразведчики подбросили. Они за ним давно охотились, но он себя держал осторожно. Павел Петрович сейчас в шалаше ночует. Я с ним тоже две ночи ночевал.
— А ты зачем?
— Чтобы ему скучно не было. Ты все расскажи товарищу Захару. Павел Петрович велел. Потом передай ему: на фронте колчаковцы опять отступают. Красная Армия Ишим перешла. Колчаковский полк под Славгородом взбунтовался и разбежался. Отряд Василия Лицеванова разбил гусар.
— Подожди... Тише... Пусть этот гад пройдет.
Тюремный надзиратель прошагал мимо, и Володя спросил:
— Тебе скучно здесь?
— Тут народу много. Я в мастерской солдатские сапоги чиню. И товарищ Захар тоже.
— А кормят как?
— Известно, баландой.
— Здесь в узелке яйца и хлеб. И банка меду. Дмитрий Гордеевич послал тебе и товарищу Захару.
— Спасибо.
Ребята поговорили минут десять, и тюремный надзиратель объявил:
— Свидание закончено! Петр Грисюк, в камеру!
И конвоир повел Петрика в тюрьму.
А через несколько дней, рано утром, когда все еще спали, в камеру втолкнули нового заключенного. Петрик, разбуженный железным скрежетом открываемого замка, поднял голову.
— Карп Семенович!
Он готов был кинуться к нему на шею. Но Чайкин слабо улыбнулся в ответ и тихо спросил:
— Где же мне тут лечь можно?
— Рядом со мной. Сейчас старосту спрошу.
Камерный староста уважил просьбу Петрика. Другие заключенные тоже не стали возражать и молча подвинулись на нарах, освободив место для новичка. Чайкин лег и закрыл глаза. Петрику хотелось с ним поговорить, но обуховский коммунар долго молчал. А потом тихо сказал:
— Завтра обо всем поговорим. Замучили меня палачи окаянные. Думал, не выдержу...
Ночью Петрик прислушивался к тяжелому дыханию своего соседа. Чайкин бредил во сне. Он бормотал какие-то непонятные слова, а среди ночи вдруг закричал страшным голосом, словно его кто душил.
Утром Карп Семенович проснулся одновременно с Петриком.
— Не знаешь, в какой камере товарищ Захар?
— В седьмой.
— Ты ему скажи, что я здесь. Меня на десять лет осудили.
В это же утро в мастерской Петрик таинственно шепнул Захару:
— Вы не угадаете, кого вчера вечером к нам в камеру привели!
— Чайкина? — у Захара блеснули глаза.
Петрик изумился: откуда он узнал?
Но все было просто: Захар поддерживал связь с Павлом Петровичем не только через Володю. Были еще люди, передававшие вести с воли в тюрьму и обратно.
Из-за острова на стрежень
Сидячий труд сапожников располагает к хоровому пению. В тюремной мастерской заключенные тоже не могли прибивать подметки молча. Правда, они пели очень тихо, но если сразу запоют тридцать человек — все равно будет слышно.