— Голых испугаются.
— А мы скажем, нас ограбили.
— Не поверят. Мужики здесь богатые, все больше кулаки. Живо колчаковцам выдадут.
Петрик чувствовал правоту осторожного Чайкина, но нестерпимые укусы комаров довели его до отчаяния. Чем так мучиться, лучше пойти на риск. В каждой деревне найдутся сочувствующие красным, им можно рассказать всю правду, и они помогут в беде.
Но Карп Семенович продолжал колебаться. Рассуждение Петрика казалось ему легкомысленным. Он готов был терпеть какие угодно муки, только бы не попасть в руки анненковцев. Об этом он и сказал откровенно Петрику.
— А есть как хочется, Карп Семеныч!
— Есть — это чепуха. Вот без курева тяжело!
— А в деревне махорку достать можно!
— Да я бы сейчас сухой крапивы покурил! — простонал Чайкин. — Огня нет!
Они сидели друг против друга, усиленно размахивая ветками. Это занятие имело свою хорошую сторону: робинзоны быстро согрелись. Неожиданно вспыхнувший красный огонек на реке привлек внимание Петрика.
— Бакен! — радостно воскликнул он. — Только сейчас загорелся. Вон и лодка виднеется. Это — бакенщик.
В голове Петрика мгновенно родился план. Надо повидать бакенщика. Если он хороший человек, обязательно поможет, а если плохой, можно с ним не связываться.
И Петрик решительно сказал:
— Я к нему сплаваю!
Не дожидаясь ответа, он с разбега нырнул в темную воду.
Петрик плыл саженками, вглядываясь в силуэт лодки с одиноким гребцом. Лодка медленно двигалась на правый берег, а Петрик пересекал ей путь. Лодочник заметил пловца, когда он находился совсем близко.
— Сашка! — раздался в темноте хрипловатый голос.
Петрик не ответил. Стиснув зубы и напрягая все силы, он старался скорее добраться до лодки.
— Сашка! — еще громче прозвучал голос. — Лешак тебя занес так далеко! Раков кормить захотел, сорванец?
Лодочник тихо греб, борясь с течением.
Петрик ухватился за борт и, подтянувшись на руках, забрался в лодку. Тут только лодочник разглядел своего неожиданного пассажира.
— Да ты кто же такой?
— Я не Сашка.
— Вижу, что не Сашка. Чей будешь?
Лодочник пытливо вглядывался в лицо Петрика.
— Я не здешний.
— А откуда же ты, малый?
Петрик дрожал от холода.
— Сверху! — сказал он неопределенно. — Стал купаться, а меня отнесло. Чуть не потонул.
— Это откуда же сверху? — допытывался лодочник.
— С Долгой деревни.
— С Усть-Каменогорска?!
Лодочник не верил.
— Верно, дядя, оттуда.
— Ну, теперь тебе батька всыплет горячих. Навек забудешь дорогу к воде.
— Озяб я, дядя. Дайте на весла сяду. Согреюсь.
— Садись.
Лодочник уступил свое место, а сам перебрался на корму.
У бакенщика стоял шалаш на левом берегу, и через четверть часа Петрик уже грелся возле ярко пылающего костра, подбрасывая в него траву. Густой едкий дым отогнал комаров.
— Есть, поди, хочешь? Раз столько плыл, значит, голодный, как волк.
— Очень хочу! — сознался Петрик.
— Сейчас ухи наварим. Стерлядку вытащил сегодня добрую.
— Дядя, а я ведь не один! Со мной еще... товарищ.
— Товарищ?! А он где?
— На острове.
— Так его там комар заест.
— Обязательно заест. Можно, я за ним съезжу на лодке?
Бакенщик взглянул подозрительно на Петрика, но разрешил:
— Езжай.
...Чайкин удивился, когда услышал знакомый голос, доносившийся с лодки:
— Ау! А-у-у!
— Петрик?
— Я... Садитесь, Карп Семеныч, поедем!
— Куда?
— Уху есть.
Отгоняя комаров веткой, Карп Семенович торопливо забрался в лодку. Пока ехали, Петрик рассказал про бакенщика:
— Уху варит... С картошкой! За вами велел съездить.
— А не выдаст он нас? Что-то больно добрый.
Бакенщик ожидал увидеть паренька вроде Петрика и только рот раскрыл от изумления, когда перед ним вырос голый, обросший бородой человек.
— Ишь, какой у тебя товарищ! — сказал он, опасливо разглядывая нового гостя.
— Здравствуйте, отец! — поздоровался Чайкин, заметив седые волосы бакенщика и глубокие морщины на его лице. — Приюти нас, сделай милость!
Бакенщик бросил на Карпа Семеновича косой взгляд и ничего не ответил. Такой прием Петрику не понравился.
Чайкин подсел к костру и стал греться, поворачивая к огню то спину, то волосатую грудь.
— Отец, табачку не найдется? Замучился без курева.
Старик молча полез в шалаш и вернулся с кисетом. Карп Семенович курил, жадно затягиваясь и ожидая вопросов бакенщика. Но старик хранил упорное молчание.
Он уже начал догадываться, каких гостей послала ему судьба. Не иначе как беглые. Помешивая уху деревянной ложкой с обкусанными краями, он заговорил недовольным тоном:
— Ране жизнь была ясная, как стеклышко. Каждый мужик был серый, как ему положено быть. А теперь и в деревнях стали все красные да белые, а то и зеленые...
Бакенщик помолчал, словно ожидая, что скажет Чайкин, а потом, сурово сдвинув брови, добавил:
— А вот если человек без одежи, в чем мать родила, как его определишь, красный он или белый?
— А тебе, отец, какие больше по душе? — тихо спросил Карп Семеныч.
— По мне все равно. И эти за свободу, и те за свободу. А народишко в тюрьму пихают и белые и красные. Я человек темный, как был серым, так и остался. Мое дело такое: следить за бакеном, чтоб исправно горел.
Старик нашел еще одну ложку и сказал:
— Чего языком зря болтать, лучше ешьте. Готова уха.
Никогда Петрик еще не ел с таким аппетитом и с такой жадностью. Старик сварил уху на славу, стерлядь оказалась необыкновенно вкусной. Чайкин ел да нахваливал, а когда кончил, облизал ложку и снова попросил у старика табачку.
— Лоб не перекрестил, — сердито сказал старик. — Значит, красный.
Карп Семеныч сделал вид, что не расслышал. Петрик наблюдал за бакенщиком. Старик задумчиво хмурил брови. Он размышлял, как лучше поступить с подозрительными гостями, свалившимися на его голову. Одно было ясно бакенщику: люди бежали от начальства и, уходя от погони, нашли спасение в Иртыше.
Чайкин, подметив подозрительный взгляд старика, сказал осторожно:
— Красные мы или зеленые, какое тебе до этого дело, отец. Одно скажу: мы не воры, не преступники. Попали в беду и не знаем, как из нее выбраться. На острове чуть комары не заели насмерть. Помоги нам одежонку раздобыть какую-нибудь. Без нее нам гибель.
Бакенщик не ответил. Он долго молча курил. Потом поднялся и сказал:
— Сидите тихо, дожидайте меня...
Петрик видел, как старик сел в лодку и оттолкнулся веслом от берега.
— Осторожный старичок! Как бы не выдал! — вздохнул Чайкин.
— Почему вы так думаете?
— Народ сейчас запуган. Каждый за свою шкуру дрожит.
Они сидели молча возле костра. Карп Семеныч подбрасывал в огонь ветки с зелеными листьями, поддерживая спасительный дым от комаров.
— Спать хочется! — сказал Петрик, чувствуя, как слипаются веки.
— Спи, а я покараулю старика.
— А чего его караулить? Вернется и разбудит нас.
— Кто знает, с кем еще вернется да как еще разбудит.
Чайкин что-то бормотал под нос, но Петрик не слышал. Он залез в шалаш, растянулся на сене и сеном прикрылся. Заснул он мгновенно и во сне увидел Володю. Брат тормошил его и мешал спать. Петрик с трудом раскрыл глаза: Чайкин стоял над ним на коленях и щекотал под мышками.
— Вставай! Проснись!
Петрик сладко потянулся. Ему не хотелось вставать. Но неумолимый Карп Семеныч расшвыривал сено.
И тогда Петрик поднялся, вылез из шалаша и увидел бакенщика. Рядом с ним стоял молодой худощавый человек в брезентовом плаще.
— Вот вам одежда, — сказал незнакомец тихим голосом, словно боясь, что его кто-то может подслушать. — И деньги в кармане положены. Немного. Из шалаша зря не вылезайте. Старик вас на первый плот пристроит, и старайтесь подальше уплыть. А я вас не видел и, кто вы такие, знать не знаю. И вы меня не видели...