«Вот так фунт! — разочарованно подумал он, увидев на входной двери висячий замок, не предусмотренный Феокритовым. — Придется поворачивать назад!»
Петрик потрогал замок, и тут обнаружился второй сюрприз, неожиданный и вместе с тем приятный: замок открылся без ключа. «Это хорошо! Значит, дома никого нет». Обернувшись на горничную, мальчик быстро перевесил замок на одно кольцо. Быстрота и натиск. Но дверь за собой следует прикрыть.
Через сени и прихожую он вошел в кухню и обрадовался еще больше: голубой сундук стоял под окошком. На нем лежали теплые, недавно вынутые из печи пышные караваи белого хлеба. Петрик достал из кармана ключ и дрожащей рукой всунул в замочную скважину сундука. Он повернул ключ, и замок отозвался певучим звоном, словно кто тронул струны гуслей.
«Надо убрать хлеб... На стол его»... Все обстояло благополучно. Горничная сняла с веревки ковер и ушла. На дворе пусто. Из окна кухни хорошо видать калитку. Опасность ниоткуда не грозит. Последний каравай на столе. На крышке сундука заморский павлин распустил диковинный хвост. Петрик взялся за ключ. Замок зазвенел второй раз. «С музыкой!» — подумал он, прислушиваясь к мелодичному звону. Сундук открыт. Теперь только приподнять крышку и из бокового ящика извлечь великоустюжскую шкатулку с «морозом по жести», имеющую двадцать три секрета в запоре.
Пронзительный крик ошеломил Петрика. Он оглянулся и увидел ведьму с клюкой в руке и в сорочке. Петрик шарахнулся от сундука и бросился вон, на улицу. Распахнул спасительную калитку и налетел на Феокритова. Мирон Мироныч слышал вопль старухи, но еще не знал, что предприятие окончилось провалом. Он ждал заветную шкатулку.
— Ничего не вышло! — крикнул Петрик, пробегая мимо Феокритова. — Тикайте скорей!
Мирон Мироныч быстро зашагал по переулку. Суслоновская бабка выскочила из калитки и бежала за Петриком.
— Во-о-р-ы-ы! — вопила она нараспев.
«Откуда черт принес эту ведьму? — раздумывал мальчик. — Очевидно, она находилась в соседней комнате и спала, а он ее разбудил. Но что за подлая манера закрывать людей на замок! Да хоть бы замок был исправный».
Петрик оглянулся, сворачивая за угол. Неужели этой бабке восемьдесят лет? Она летит козой!
Петрик перебежал дорогу наискосок. Конечно, он ушел бы благополучно от бабки, в этом не могло быть сомнения, но всю обедню испортил атаман Анненков, пивший чай на балконе второго этажа.
— Вот кроет, черт возьми! — воскликнул он, наблюдая с высоты за бойкой старушкой. И чтобы придать бодрости преследовательнице, атаман, сунув четыре пальца в рот, одобрительно свистнул вдогонку.
Этот разбойничий свист погубил Петрика. Услышав его и не поняв, в чем дело, проходивший солдат подставил беглецу ногу, и Петрик растянулся на пыльной панели. Феокритов, увидев происшедшее, сменил быстрый шаг на легкую рысь. Тогда солдат почуял недоброе и крикнул на весь переулок:
— Держи-и-и!
Мирон Мироныч перешел на стремительный галоп.
— Держи-и-и! Держи-и-и!
За Феокритовым кинулись прохожие, но он, подобрав пелерину и прижав крепче зонтик, вихрем понесся дальше и, свернув за угол, скрылся в боковой улице.
Атаманский свист повлиял и на бабку. Она остановилась, заметила на себе отсутствие юбки и круто повернула домой. Петрика окружили любопытные. Солдат держал его за плечо.
— Что украл?
— Неизвестно.
— Говорят, замок сломал?
— Нет, на часового нападение хотел сделать.
— Да вы что, в своем уме? Не видите, мальчишка... — сказал хромой стекольщик.
— А вы кто такой? Ваши документы, — человек в сером пиджаке схватил хромого за рукав.
— Да что вы привязываетесь?
— Не смейте уходить! Вы задержаны.
Публика быстро растаяла. Даже солдат, почуяв, что уголовное дело перешло в политическое, постарался поскорее унести ноги. А человек в сером пиджаке потащил Петрика и хромого в штаб.
— Занимались агитацией. Вели неподобающие речи про контрразведку! — сказал он офицеру.
— Прекрасно. Можете идти.
— Расписку в получении выдайте.
Петрик с ненавистью посмотрел на шпика, а офицер сказал:
— Дежурный, выдай расписку.
В это время в коридор вошли двое. В одном из них Петрик узнал Феокритова.
— Примите задержанного. Спасался бегством. Неизвестно по какой причине.
— Прекрасно. Контрразведка выяснит.
Мирон Мироныч заметил Петрика, прищурил глаза и сделал отрицательный знак головой. Петрик расшифровал его как сигнал не признавать друг друга. Он понимающе наклонил голову и подумал о Чайкине. Хотел ему помочь, а сам угодил под арест.
— Отправить в контрразведку всех троих! — распорядился офицер.
— Есть, вашескородь.
Пришли солдаты и, громыхая прикладами винтовок, вывели арестованных на улицу.
— Смирно! — скомандовал ефрейтор. — Становись гуськом! Мальчишка сзади! Не оглядывайся назад. Заруби на носу... Чуть шаг в сторону — пулю в затылок! Шагом арш!
Впереди, опираясь на зонтик, шел Феокритов, за ним хромой стекольщик. Петрик замыкал шествие. С винтовками наперевес по обеим сторонам арестованных шагали солдаты. Сзади с наганом в руке молодцевато выступал ефрейтор.
Через полчаса конвоиры подвели своих пленников к двухэтажному зданию тюрьмы. Ввели в коридор, и писарь открыл толстую бухгалтерскую книгу.
— Фамилия?
— Феокритов.
— Звать?
— Мирон Мироныч.
— Следующий!
— Фирсов Семен.
— Следующий!
— Грисюк Петр.
— Веди их пока в шестую камеру, — приказал писарь конвойному.
Арестованных провели через двор в соседнее каменное здание. Часовой открыл тяжелую железную дверь, впуская новых узников.
Акын Гани
Володя благополучно доехал на пароходе «Монгол» до Семипалатинска. Здесь на пристани для встречи Анненкова выстроился почетный караул. Володя видел, как к атаману подошел с рапортом молодой полковник. Анненков, приложив руку к козырьку, выслушал его и легко вскочил на белого коня. Пышная свита офицеров поскакала за ним, поднимая дорожную пыль.
Длинной вереницей по трапу сходили солдаты и выстраивались колонной. Потом стали выводить из трюма заключенных. Они шли в затылок друг другу, пошатываясь от усталости и голода. Конвоиры подгоняли их штыками. Небольшая кучка обывателей, собравшихся, несмотря на ранний час, возле пристани, пугливо наблюдала невеселую картину. Каждый покрепче сжимал губы, боясь проронить лишнее слово или высказать сочувствие арестованным.
Колонна солдат пошла с песней направо, в сторону города, а заключенных повели налево, в осиновую рощу, где на железнодорожной ветке стоял заблаговременно подготовленный для них «вагон смерти». Володя молчаливым взглядом проводил несчастных и спустился к реке.
Если бы Захара не сожгли в топке парохода, надо было бы скорее мчаться к Гани по адресу, указанному Павлом Петровичем. Но его уже нет в живых. Куда торопиться?
И Володя не стал спешить. Он лежал на песке возле самой воды и думал о Петрике, верном спутнике в дни опасных скитаний. Сколько раз их жизнь висела на волоске, но всегда смерть проходила мимо. Зачем Петрик связался с этим дьяконом?
Володя глотал горькие слезы, думая о гибели брата. С невыплаканным горем он поднялся и зашагал по песчаной кромке берега в сторону города. Мальчик увидел паром, пересекавший Иртыш, и прибавил шаг. Переправившись на левую сторону реки, он легко нашел Восточную улицу и маленький саманный дом под плоской крышей, в котором жил Гани. Смуглолицый казах с веселыми глазами начищал ваксой сапог, поставив ногу на толстое сосновое бревно. Володя подошел к нему и, оглянувшись по сторонам, тихо сказал:
— Мне нужен Гани.
— Я Гани.
Володя помолчал немного и еще тише произнес:
— Я из Усть-Каменогорска, от Павла Петровича.
Гани широко улыбнулся, обнажив полный рот ослепительно белых зубов. Схватив Володину руку двумя ладонями, он долго и радостно жал ее, приговаривая: