Некоторые находили, что у Гришки Рифмача роль была еще интереснее. В ней было больше слов и слова были такие, от которых одновременно становилось и страшно и радостно.
— Нет страха перед вами, палачи! — орал Гришка, разрывая ворот рубахи. — Стреляйте в нас! В крови тоните нашей! Вам не сломить Париж! Отмщенья близок час!..
В Гришку Афанасьева палили из десяти ружей. Он падал на одно колено. Курносое лицо Рифмача горело восторгом, и он кричал перед смертью:
— Коммуна умерла! Да здравствует коммуна! Вперед, друзья, вперед в бой!
И после этого в Гришку еще раз стреляли залпом. Но Рифмач все же не умирал. Тогда версальцы тыкали в него штыками и закалывали насмерть.
Утро больших событий
Боря с Гришкой, узнав от местных ребят, что в речке Шаровке хорошо клюет хариус, решили сходить на рыбалку. А ловить хариусов самое время до солнышка. Отправились они вдвоем к Грохотуну.
— Антон Иванович, можно на рыбалку сходить?
— Сколько угодно.
— Тогда мы завтра в два часа встанем.
— Ночью? — недовольно поморщился Грохотун. — Ну что же, идите, только не утоните. Будьте осторожны.
Так, с этого разрешения и стали многие ребята ходить на рыбалку. Рыбы ловили много, и глухая кухарка Степанида варила такую вкусную уху, что даже воспитательницы стали похваливать рыболовов.
Но Грохотун ел уху и не хвалил. С каждым днем он становился все угрюмее и задумчивее. Что за причина? Понять было трудно. И участок под ягоды почти весь перекопали, и продуктов в коммуну доставили вдоволь, и ребята вели себя хорошо.
Большие Пальцы стали наблюдать за Антоном Иванычем и заметили: каждый вечер Грохотун ходит на вокзал к начальнику станции. Назад приходит мрачный, мрачный. Закроется в комнате со своими помощницами и шепчется. И воспитательницы стали словно не те. И уроки ведут по-прежнему, и книжки читают, а все не так, как раньше.
Боря тоже заметил неладное. Когда с Гришкой они отправились на рассвете ловить рыбу, он высказал приятелю свои догадки о плохом настроении Антона Ивановича.
— А я знаю, почему Грохотун такой скучный!
— Почему?
— Он грабителей боится.
— Сказал тоже! — Гришка даже фыркнул.
— А зачем он вчера пистолет чистил?
— Пистолет? — на курносое лицо Гришки легла тень недоумения. — Мало ли зачем. Чтоб не заржавел!
Рыба в то утро клевала хорошо. Боря насаживал уже десятого червяка, как вдруг к речке подкатила плетеная тележка, запряженная добрым орловским рысаком.
— Эй, ребята, подите сюда! — закричал кучер, восседавший с кнутом на козлах.
Боря с Гришкой оставили удочки и подбежали к тележке. В ней сидел молодой остроносый студент, похожий на Гоголя. Только Гоголь причесывался на пробор и носил небольшие усики, а человек в тележке зачесывал длинные волосы назад, как священник, и усов у него не было.
— Что, здесь очень глубоко? — спросил «Гоголь», выскакивая из тележки и вынимая из кошелька желтый бумажный полтинник.
— Очень! — сказал Боря, внимательно разглядывая голубые штаны студента и тужурку, украшенную золотыми пуговицами.
— А где мелко? Где тут на телегах вброд переезжают?
— На телегах? Вон за тем спиленным деревом. Вы не той дорогой поехали, дядя! — ответил Гришка.
— А вы, ребята, откуда? Не шаровские?
— Мы из Петрограда, — ответил Боря. — В детском доме живем, на Глуховской.
— Из Петрограда? — «Гоголь» хотел еще что-то сказать, но его перебил кучер:
— Товарищ Пирожников, да брось ты! Тут каждая секунда...
Он не договорил и взмахнул кнутом. Вскакивая на ходу в тележку, «Гоголь» все же крикнул мальчикам:
— Бросьте вы рыбу и идите домой!
Боря и Гришка поглядели, как тележка, переехав вброд речку, скрылась за рощей. Но домой ребята не пошли. Разве можно уйти с такой ловли? Клев был замечательный! Скоро они наловили полное ведро хариусов, просунули под дужку палку и, взявшись за оба конца, довольные понесли добычу домой.
Не прошли ребята и полдороги, как встретили трех военных в защитных гимнастерках.
— Два мальшик, остановись! — приказал один из них, коверкая русские слова.
Ребята остановились.
— Ваша не видаль зольдат? Красноармеесь?
— Нет! — ответил Боря.
— Тогда вы проходить прямо. Живо, марш-марш домой!
И военные, настороженно озираясь, зашагали дальше, разговаривая на незнакомом языке.
Это утро приносило сюрприз за сюрпризом. Подходя к полосатому шлагбауму, ребята увидели на линии длинный состав теплушек с солдатами в узких шапочках. За товарными вагонами на открытых платформах стояли зеленые пушки. Боря с Гришкой заторопились домой. Здесь царила тревога. Взрослые обсуждали неожиданную новость. Железную дорогу захватили белые чехи. В Самаре и Белебее они свергли советскую власть и теперь наступали на Уфу.
Но самый удивительный, потрясающий сюрприз был впереди. Собрав в столовой всех ребят деткоммуны, Шишечка, волнуясь, сказала:
— Я знаю, ребята, вы любите Антона Иваныча и, конечно, не хотите его гибели. Поэтому я с вами буду говорить, как с большими. Наступили тяжелые дни войны... Если придут и будут спрашивать Антона Иваныча, все говорите, что он уехал три дня назад. Поняли?
— Поняли!
— Три дня назад! — повторила Шишечка. — В среду вечером. Не забудьте!
— Не забудем.
— За ворота с сегодняшнего дня — ни шагу! Большие Пальцы остаются, Рабочие Руки тоже, но Совета больше нет. И забудьте, что он был. До возвращения Антона Иваныча этого слова не произносить.
— Почему? — раздались удивленные голоса.
— Так нужно! — сказала Шишечка. — Когда будет можно, я объясню. А сейчас все без шуму разойдитесь, но Большие Пальцы пусть на минуту останутся.
С Большими Пальцами у Шишечки была особая беседа.
— Надо внимательно просмотреть все книжки, брошюрки, воззвания, — сказала она. — Соберите все, что есть у ребят, и сейчас же принесите мне.
Большие Пальцы выполнили приказание Шишечки. Воспитательница отложила в сторону несколько открыток с изображением Ленина и Карла Либкнехта, брошюру под заглавием «Кто такие большевики и чего они хотят» и знамя коммуны из кумача.
— Все это надо немедленно сжечь! — объявила она. — К нам могут прийти с обыском.
Боре стало жалко знамя коммуны, и когда Шишечка отвернулась, он потихоньку унес его в спальню.
* * *
Узнав, что белые чехи заняли Белебей, Антон Иваныч Лобода предусмотрительно скрылся.
Исчезновение Грохотуна вызвало среди детворы много разговоров.
— Чехи стоят за буржуев, а наши большевики за пролетариев, — сказал Гришка Афанасьев.
— Что же теперь будет?
— Возьмут нашего Грохотуна, как кота поперек живота... Да и нам достанется... Особенно мне, как председателю Совета Больших Пальцев.
— За что?
— За большевизм! Вот за что!
Наиболее предприимчивые из ребят стали прикидывать: нельзя ли заблаговременно подобру-поздорову унести ноги. Но Гришка вознегодовал:
— Ну, уж это не годится! Кто постарше, тот в кусты, а маленькие куда? Нет, пропадать — так всем пропадать!
На третьи сутки со дня исчезновения Грохотуна к дому детской коммуны подъехали четыре всадника. Они ловко соскочили с коней и прошли во двор. Оправляя косы, заложенные вокруг головы, Шишечка вышла на крыльцо. Боря изумился. Розовое лицо Нины Михайловны стало вдруг белым, как занавески на окнах.
— Где заведующий — Антон Иванович Лобода? — спросил один из чехов, довольно хорошо говоривший по-русски.
— Его нет. Он уехал.
— Куда?
— Он собирался ехать в Уфу.
Военные переглянулись, улыбнулись и так посмотрели на Шишечку, что щеки ее стали снова пунцовыми.
— Нам придется произвести у вас обыск, — улыбаясь, сказал чех и щелкнул себя по голенищу хлыстиком.
— Производите! — злым голосом ответила Шишечка.
Чехи обыскали комнату Антона Иваныча, но подозрительного ничего не нашли. После обыскали комнату воспитательниц.