Джонсон тихонько сидит и наблюдает за всем, что происходит в его стеклянных банках.
Тут есть существа, которые лежат, притаившись, на дне и протягивают за добычей шупальцы, похожие на сложные хватательные аппараты. Да, все эти твари пожирают друг друга.; Они так высасывают свою жертву, что остается одна лишь оболочка. Они разрывают на куски и калечат друг друга так, что даже смотреть страшно. Водяные пауки поднимаются и ныряют, как маленькие серебряные капли. Если мимо них проплывает рачок, они оплетают его паутиной и высасывают. Кто посильнее, пожирает того, кто послабее. А совсем маленькие и слабенькие в свою очередь пожирают тех, которые так малы, что едва видимы простым глазом.
Герберт Джонсон смотрит, и ему становится жутко. Любитель природы с ужасом взирает на природу.
Каждый день он приносит домой новую добычу: водяных клопов и дафний. Он весь охвачен охотничьей лихорадкой. Весна очень сильно действует на этого одинокого человека.
А весна уже окончательно вошла в свои права.
Кругом кипит жизнь. В саду у Йенса Йенсена поселился соловей. Вечером, когда он начинает петь, ему отвечают соловьи с болота. И ночь наполняется звуками. Многое совершается в саду и на болоте.
Ночи стоят необычайно светлые. Туманы стелются низко, и болото начинает походить на море.
Слышится то свист, то пыхтенье, то визг. Ежи хрюкают в любовном томлении, преследуя друг друга. В болоте шумят лягуйжи. В воздухе звенит так, будто щелкают тысячи кастаньет. Вскрикивают дикие гуси. Клохчут водяные курочки. Повсюду что–то копошится, шуршит.
Вечерами Герберт Джонсон прислушивается ко всем этим звукам. Он стоит у голубой калитки и смотрит вдаль на белое болото, в котором так энергично проявляется жизненная сила. Комары звенят над головой и сосут кровь.
Соловьи и лягушки задают такие концерты, что он не может уснуть. Задолго до восхода солнца принимается куковать, как одержимая, кукушка. Она сидит в кустах, и ее «ку–ку» проникает через окна спальни. Она уже напророчила Джонсону сотни лет жизни.
В это время года все живое теряет голову.
Но и люди не очень благоразумны.
Мартин Хагехольм, этот ревнитель закона и нравственности, — большой специалист по части выслеживания влюбленных парочек. Он появляется словно из–под земли и разгоняет их: «Противно смотреть, как они ведут себя!»
С вершины холма он смотрит в бинокль, затем подкрадывается и застигает их на месте преступления.
— Сообщите ваши фамилии и адреса, — запальчиво кричит он. Если это не местные жители, они с перепугу принимают его за представителя полиции. И он торжественно заносит их фамилии в книжечку.
— Вы записаны! Вы еще обо мне услышите! — мрачно говорит он.
Дома Хагехольм рассказывает Йоханне про непристойности, которые он видел.
— Представь только себе. Она была на нем. Нынче все в мире шиворот–навыворот! Хи–хи–хи!
— Да, у людей как будто мозги набекрень, — вторит ему Йоханна. — И нисколечки им не стыдно!
Рот ее судорожно кривится, будто она хочет еще что- то сказать.
Казалось бы, вокруг тишь да гладь, а между тем здесь творятся такие дела, что глазам своим не веришь.
Почему, спрашивается, фургон сыроваренного завода часами простаивает на опушке леса? Как вы- думаете, чем в это время занимается шофер?
Хагехольм располагает на этот счет самыми исчерпывающими сведениями. Оказывается, в машине расположилась с шофером молодая дама, снявшая дачу на одном из холмов. Вот они каковы, эти копенгагенские дамочки.
Но ведь это непорядок, нельзя же спокойно смотреть на подобное безобразие! Хагехольм снимает телефонную трубку и звонит сыровару в город. Пусть знает хозяин, чем занимается его шофер в лесу.
И все–таки, несмотря на возмущение и негодование местных жителей, фургон попрежнему каждый день подолгу стоит на опушке леса. Должно быть, в городе к этому относятся безразлично, и шофер, этот распутник, может делать все, что ему заблагорассудится.
42
Становится жарко. Люди жалуются на засуху.
— Этак может случится неурожай! Свекла не растет, да и хлеба не колосятся! Такого старожилы не упомняг!
Герберту Джонсону уже не приходится думать о топливе. Теперь его донимают мухи. Но он догадался подвесить липкую ленту к лампе. И теперь гордится своей изобретательностью и практическим складом ума.
Улитки в его аквариумах кладут яйца. Водяные пауки произвели на свет детенышей и тут же сожрали их. В банках кишмя кишит. всякая живность, и здесь тоже происходят страшные вещи.
По воскресеньям копенгагенцы начинают выезжать за город. Владельцы домов, расположенных на холмах, заново покрасили дощечки с объявлениями о сдаче комнат. Из вереска выползают гадюки. Они лежат на тропинках и греются на солнцепеке. Покровители природы смотрят на них с нежностью.