Пятнадцать крон — это, конечно, немалая цена за каморку на чердаке, которую фру Меллер сдавала Микаэлю Могенсену. В этой конуре даже порядочной двери нет; вместо нее — какая-то решетка, сквозь которую из коридора все видно. К тому же в комнате совсем нет мебели. Могенсен спал прямо на полу, на подстилке из старых газет, положив под голову старый черный портфель. В одном углу была навалена большая груда книг, в другом — кипа газет, в третьем — была «кухня», то есть здесь находились примус, опасный для жизни его владельца, сковорода, кастрюля, спирт и керосин.
Могенсен слыл чудаком и пользовался широкой известностью во всем квартале, в особенности у детей. Он носил длинные, давно не стриженные волосы и бороду. На улице он показывался обычно в старом поношенном пальто и со старым черным портфелем под мышкой. Никто имел ни малейшего представления о содержимом могенсеновского портфеля, но всем казалось, что в нем хранится нечто диковинное, необычное.
— И все-таки это тихий и кроткий человек, — сказала фру Меллер. — Он и мухи не обидит!
Фру Меллер утверждала, что Могенсен происходил из хорошей семьи и даже где-то когда-то учился. Но что-то в нем, по-видимому, надломилось, и ничего путного из него не вышло. Он не пил. И за женщинами не волочился. И не только не распутничал, а даже наоборот — жил как настоящий аскет.
Могенсен вечно корпел над какими-то толстыми книгами. Были среди них и книги на иностранных языках, которые фру Меллер не понимала. А как изысканно и культурно он выражал свои мысли! Да, многого достиг бы он в жизни, если бы только захотел. Но, по-видимому, что- то стряслось с ним, вот он и стал таким чудаком.
Все обитатели Розенгаде относились к Могепсену вполне благожелательно. Кто бы ни повстречался ему — он со всеми любезно здоровался, приподнимая шляпу. Эта узкая, короткая улица напоминала провинциальный городишко, где все друг друга знают. Это — маленький, замкнутый мирок. Здешние жители вполне довольствуются своей улицей и только изредка — да и то неохотно — заглядывают в другие части города.
Улица была населена главным образом бедным городским людом, которому не повезло в жизни. Их собственные жизни были разбиты вдребезги, а сами они, будто обломки погибшего корабля, оказались заброшены сюда. И улица эта стала островом мертвых кораблей.
Однако на Розенгаде совершаются также всякие темные и скверные делишки. Как ни узка и ни коротка улица, на ней немало домов, таинственно скрытых на задворках и в закоулках, да и во дворах там достаточно темно.
Здесь есть, например, несколько тайных кабачков, где в неурочный час можно выпить стакан портвейна. Есть тут и злачные места, где случайным парам сдаются койки в два яруса. Вон там живет знахарка, тайно делающая ужасные противозаконные операции. А подальше — некая дама в прорезиненной черной накидке; она живет одна с огромным псом.
Здесь немало проституток всех возрастов. Крашеной блондинке, продающей мороженое в ларьке, уже под шестьдесят. Она помнит времена до официального запрещения проституции. А крошке Майе всего девять лет. Но зарабатывает она больше толстой блондинки. «Какое милое и воспитанное дитя!» — говорят о ней обитатели Розенгаде. Вежливо кланяясь посетителям некоего заведения, она придерживает перед ними парадную дверь. У Майи такие лучистые глаза! Иногда у нее бывают эпилептические припадки.
Могенсен со всеми приветливо здоровался. Он всегда бывал замкнут и нисколько не интересовался жизнью улицы. Это был джентльмен до мозга костей. С достоинством шествовал он по тротуару в своем поношенном пальто, в дырявых башмаках и с загадочным портфелем под мышкой. И всех встречных он торжественно приветствовал, приподнимая старенькую замасленную шляпу. Хоть он и сутулился, был близорук и довольно неопрятен, но зато преисполнен спокойствия и сознания собственного достоинства.
Речь у него была особенная, и в разговоре он употреблял выражения, непонятные фру Меллер и другим обитателям улицы. Но ничего другого о нем безусловно нельзя было сказать.
Вот почему фру Меллер даже и мысли не допускала, чтобы Могенсен мог совершить какое-нибудь противозаконное деяние и после этого скрыться. А что касается пятнадцати крон, которые он остался должен ей за квартиру, то это никоим образом не могло быть причиной исчезновения Могенсена. Ему не раз и прежде случалось просрочить взнос за квартиру, и даже не за один, а за два месяца. И если фру Меллер сообщила в полицию об исчезновении Могенсена, то это вовсе не из-за денег. Нет, она не таковская. Ее нельзя упрекнуть в бесчеловечности. Хотя, конечно, в денежных делах необходим порядок, потому что ведь всем надо жить. А пятнадцать крон — сумма немалая.