– Зэфус, где календарь, что я дал тебе зимой? – вспомнил Борцэус.
– Что? Какой календарь? – удивился маг и некоторое время непонимающе смотрел на юношу.
– Маленькая такая книжечка с карандашом в корешке.
– Ах, вон ты о чём, – вспомнил маг. – Э, я его, кажется, потерял.
– Что ты говоришь! – притворно изумился принц. – И давно потерял?
– А я не помню, – пожал плечами маг.
– Не может быть, – не поверил Борцэус. – Я же помню, как ты над ним трясся, готов был убить любого, кто посмеет его коснуться.
– Да что теперь вспоминать, – снова отмахнулся маг.
– Но мне интересно, – улыбался Борцэус. – Он хоть помог тебе?
Поняв, что от зануды не отвязаться, Зэфус сел на стуле боком и заговорил:
– Понимаешь, какое дело, сынок, я честно вычёркивал день за днём, как ты мне говорил, не пропуская ни одного вечера, но однажды… я даже запомнил, когда это случилось, мы тогда ночевали в безымянной деревне на пути в Хэц, и нас там так хорошо принимали, по-родственному, что я вдруг почувствовал, как грызшее меня одиночество пропало, испарилось, что ли, но только я почувствовал себя дома. Моим домом были вон те двое, что сейчас шепчутся позади меня, именно тогда я зачеркнул одну дату раньше положенного времени. Я сидел и смотрел, как твой волшебный календарь обновился, снова подставив мне под карандаш Пик зимы. Я тогда испытал даже облегчение, будто сам себе добавил дней жизни. А потерял я чудесную книжечку, скорее всего, когда бросился за упавшим за борт Ниэлем. Так что вот и вся история, – развёл руками Зэфус и, помолчав, добавил: – Спасибо тебе, ты меня тогда здорово выручил.
– Не за что, – обнял мага за шею Канцлер. – Я рад, что оно всё-таки сработало.
Зэфус вернулся вниманием ко всем, вспомнив какой-то смешной случай из жизни, а сидящий рядом с принцем Ликс спросил:
– Что это за календарь?
– Я тебе позже расскажу, – грустно улыбнулся Борцэус. – Иногда даже такие мелочи, как какой-то календарик, могут спасти жизнь любимому человеку.
Ликс согласно кивнул и плеснул себе в кубок вина, а Борцэус залюбовался тонким запястьем парня, выглядывающим из кружев.
– Я от тебя с ума схожу, – зашептал он на ухо парню и полез под столом погладить колено.
– Ты что делаешь, ненормальный! – Ликс перехватил руку уже на своём бедре и крепко её сжал. – Увидят же!
– У Розалин наверху есть жилые комнаты, идём туда, – уже задыхался Борцэус.
– Ни за что, – Ликс покосился на соседей по столу, над чем-то громко смеявшихся. – Ты хочешь, чтобы мы были посмешищем?
И тут он услышал, как через весь стол к нему обратился Слай:
– Ликс, не надо придумывать себе проблемы, идите наверх, мы всё равно тут ещё долго будем, а вампиру отказывать опасно, особенно молодому и голодному.
– Слышал? – хмыкнул Борцэус, резко поднимаясь со своего места и как пушинку сдёргивая Ликса с соседнего. – Я страшно голоден, а ты – моя главная еда. Привыкай, любимый.
Ликс даже не успел опомниться, как его пронесло над полом харчевни, вознесло вдоль ступеней лестницы и бросило сквозь закрытую дверь, или ему так показалось?
– Да что же ты делаешь! – попробовал он остановить Борцэуса, но тот не хотел ничего слышать.
Одежда летела в стороны, слышалось прерывистое дыхание, перебиваемое короткими поцелуями, тела, кажется, плавились от бешеной страсти, всё остальное в мире потеряло своё значение.
А внизу веселье шло своим ходом: заметно захмелевший Зэфус хвастался своими сыновьями, путаясь в именах и званиях, Ликс у него теперь был принцем, а Борцэус – обретённым два дня тому назад сиротой. Слай с Ниэлем смеялись, а маг на них не обижался, ему сейчас было очень хорошо, кажется, даже перестала болеть задница – коварные короли накануне действительно воспользовались его слабостью и так его “утешили”, что наутро бедный маг не знал, как самостоятельно слезть с постели. Но он не жаловался, смутно припоминая, что сам умолял брать его сильнее, уверяя, что больно ему не будет, просто ему нужно всё как следует прочувствовать и запомнить, а иначе будет казаться, что ничего и не было.
Каллин тоже пил вино, ел и рассказывал Стасису о Завалке. К ним подсела Розалин и, подперев ладонью щёку, слушала рассказ, иногда вставляя свои замечания, ведь они с Завалкой были подругами. Спустя какое-то время Ручку сморил сон, и он опустил голову между тарелок, а Каллин продолжал говорить уже одной Розалин, та его внимательно слушала, утирала передником слёзы и гладила мужчину по руке. Когда и он так же, как и Стасис, совсем ослабел, женщина встала со стула и, перекинув его руку себе через плечо, довольно легко подняла сильно похудевшего с их последней встречи военного, поудобнее перехватила того за талию, повела к лестнице наверх. Неожиданно их нагнал покачивающийся маг.
– Стой, Розалин, – ухватился он за перила. – Слушай сюда. Ты не думай, я не пьян, просто я качаюсь, а голова соображает хорошо. Так вот, если ты сейчас затащишь моего друга в постель, то он к тебе больше никогда не придёт, поняла? Отвечай!
– Поняла, – кивнула Розалин.
– Вот, теперь иди. Каллину нужны время и забота, а потом всё у вас с ним будет замечательно. Поняла?
– Да.
– Всё. Иди. И это, завтра не давай ему долго лежать в постели, разбуди пораньше, дай опохмелиться и выстави за дверь. Он просто не успеет почувствовать неловкость. Поняла?
– Да.
– Вот теперь всё. Я на тебя надеюсь.
Маг погрозил пальцем удаляющейся Розалин и вернулся за стол.
– Молодец, Зэфус, – похвалил его Слай, – теперь можно надеяться, что у них всё сладится.
– Эх, хорошо бы, – вздохнул тот и неуверенной рукой наполнил кубок. – Слишком мало времени прошло со смерти Завалки, понимаешь, слишком мало.
– А сколько надо?
– Не знаю. Каллин ведь весь в себе, внутри, закрытый, застёгнутый на все пуговицы, страдающий в одиночестве, и он, чёрт бы его побрал, однолюб.
– Думаешь, не выгорит? – Ниэль подпёр ладонями лицо.
– А чёрт его знает, – Зэфус опрокинул в себя вино и стукнул пустым кубком о стол. – Но женщины умеют творить чудеса, любящие, я имею в виду. Может, и оттает наш Каллин, выберется из своей личной тюрьмы, где он ежесекундно сам себя казнит. И потом, скажу вам по секрету, он мне ещё в Хэце сказал, что скучает по стряпне Розалин.
– О, тогда всё у них сладится! – воскликнул Ниэль и хлопнул в ладоши. – Если нравится стряпня, то и сама стряпуха нравится. Самое главное – не мешать им, будем грузить Каллина на службе, чтобы ему некогда было предаваться своему горю, а Розалин будет его вкусно кормить и жалеть. Думаю, через год его не узнаем.
– Растёшь, Ниэль, – пьяно заулыбался Зэфус и полез через стол, – дай я тебя поцелую.
Слай засмеялся, глядя на то, как его возлюбленные обнялись, и убрал от них подальше тарелки. Наверху послышался топот, и вниз спустились Борцэус с Ликсом, оба красные, взъерошенные с сумасшедшими глазами. Они подошли к столу и сели на свои места. Зэфус оторвался от Ниэля, посмотрел в их сторону и выдал:
– Вижу, сынок, любишь ты его, – маг рухнул обратно на стул и полез обниматься уже к Борцэусу.
– Ты о чём, отец? – принц смёл с блюда остатки мяса и стал выискивать ещё что-нибудь в таком же роде, Слай толкнул к нему своё блюдо с остатками мяса. – Благодарю, дядя, очень кстати.
– А я о том, что он смог нормально сесть, – отозвался маг.
Борцэус хмыкнул и быстро жуя, спросил:
– А почему ты решил, что это я его, может, это он меня, а? У вампиров болячки заживают мгновенно. А если он меня отлюбил самым жестоким образом, может такое быть?
Зэфсу вытаращил глаза и отстранился, а Слай с Ниэлем захохотали во всё горло и рухнули – один лицом в тарелки, а другой и вовсе на пол.
– Что ржёте? – обернулся к ним озадаченный маг, всё ещё разгадывающий ребус Канцлера.