Голос у бабушки дрогнул.
— А уж после моего Вильгельма… сколько людей по-гибло за наше дело! Тогда, в тот холодный январский день, когда хоронили Вильгельма, никто из нас не поверил бы в это. Никто.
Она поправила букет полевых цветов, горевших на сером камне плиты, и направилась к воротам. Поглощенная своими думами, она не заметила, что Андре хотелось подойти еще и к могилам героев мартовских событий.
Уже из окна трамвая Андре оглянулся назад, на верхушки деревьев, раскачивавшиеся под ветром, и снова подумал: «Кто же этот негодяй, что украл у бабушки легендарный компас?» Он посмотрел на Марину, стараясь отгадать ее мысли. А Марина сейчас ела вишни из кулька, который бабушка вынула из своей бездонной сумки.
— Хочешь вишен? — спросила Марина.
— Можно.
Марина выбрала две пары темно-красных вишен, ловко навесила их ему на уши и рассмеялась. Андре густо покраснел. По счастью, в трамвае было мало пассажиров, и никто не смотрел в их сторону.
— Это еще что за шутки! — сердито сказал он, сдернув с ушей вишни. Он даже не знал, что теперь с ними делать: съесть или положить назад, в кулек?
— А тебе идет! Сразу стал похож на пирата! Знаешь, у пиратов в ушах всегда были серьги величиной с браслет! А почему ты не хочешь быть пиратом? Ты же вырос у моря!
— Чепуха! — отмахнулся Андре и быстро съел сочные красные вишни. «Наверно, Марина часто навещает деда, — подумал он. — Наверно, она много раз бывала с бабушкой на кладбище».
— Да ты не стесняйся, бери еще. Вишни вкусные.
И Андре ел вишни. Ел молча…
…Бабушка остановилась на мосту. Андре уже простил Марине ее проделку. Его властно захватила панорама большого города. Особенно понравилась ему громадная телебашня. Чтобы увидеть ее шпиль, надо было запрокинуть голову.
— Вот какой у нас город, — тихо произнесла бабушка и прислонилась к перилам.
— А мне было бы страшно там, наверху! — сказала Марина.
— Почему? — спросил Андре.
— А тебе нет?
— Не знаю. Только я бы не подал виду. Зато оттуда весь город как на ладони.
— А я бы тоже не подала виду! За кого ты меня принимаешь? — возмутилась Марина.
— Ладно, раз так — порядок! — поспешил успокоить ее Андре.
Марина показала на Красную ратушу.
— Раньше она казалась очень большой, а теперь видишь, какая она маленькая рядом с телебашней.
— Зато она вся из красных кирпичей, — сказал Андре, — такое редко встретишь!
— Еще бы! У нас все редкостное!
— Ну уж, положим, не все! — возразил Андре. «Что-то слишком она расхвасталась», — подумал он.
— Зачем же ты приезжаешь к нам, если тебе здесь не нравится? — ехидно спросила Марина.
Андре не нашелся что ответить, только махнул рукой.
А про себя твердо решил больше не заводить с Мариной таких споров. Сейчас главное — осмотреть город, чтобы потом Дома рассказать о Берлине. Первым делом надо разглядеть как следует телевизионную башню.
— А башня качается? — спросила Марина.
— Да что ты! Она же из бетона!
— Скажи пожалуйста! А с чего ты взял, что бетонная башня не может качаться? Кто это тебе сказал?
Позабыв о своем решении, Андре уже собрался было объяснить насмешнице, что стальные конструкции могут колебаться, а вот бетонная нет. Однако он не успел ничего сказать.
— Подите-ка сюда! — вдруг позвала их бабушка.
Она все еще стояла у перил моста и держалась за них одной рукой, словно нуждалась в опоре.
— Что с тобой, бабушка? — испугалась Марина.
Андре тоже был озадачен. Правда, что с ней? Такой он ее еще никогда не видел. Обычно глаза ее светились лукавой, добродушной усмешкой.
Бабушка привлекла к себе Марину и, показав куда-то на середину моста, сказала:
— На этом мосту убили твоего деда. Вон там.
Марина и Андре посмотрели на мост, потом снова на бабушку. По мосту мчались автомобили, огромный двухэтажный автобус на миг заслонил солнце. Смеялись прохожие. С неба доносился гул самолета.
— Так, значит, здесь это было, — наконец проговорила Марина. — На этом самом мосту. Мы с тобой сколько раз здесь проходили! Но ты никогда не говорила мне, что это здесь.
— Теперь ты уже большая, Марина. Теперь ты все поймешь. Я бы и не пришла сюда, не вздумай матросы дать своему кораблю имя Вильгельма. Я от этого даже сон потеряла. Давно так не волновалась.
— Это ведь под рождество случилось? Да, бабушка?