— Попробуем иначе, — пробормотал он. Он предполагал использовать это заклинание против вражеских волшебников, но оно сработает и здесь. Он передал лук офицеру, стоящему рядом с ним, и успокоил свою лошадь, сжав ее бока коленями, — заклинание требовало движений обеими руками. Он начал нараспев произносить слова заклятия, и даже казд, державший лук, отшатнулся от Авшара — такими ужасными и холодными были эти слова.
Меч Марка вдруг запылал странным мертвенно-зеленым светом. Это испугало его, но не слишком — сегодня в битве было использовано столько магии… Он махнул рукой буккинаторам, чтобы отвести подавшуюся вперед манипулу к боевой позиции.
Авшар снова выкрикнул проклятие, когда увидел, что его магия натолкнулась на сильное препятствие. Он сжал кулаки, но вынужден был подчиниться необходимости и возвратиться к первоначальному плану. Разведчики-казды уже долгое время наблюдали за маневрами императорской армии и доложили ему обо всем, что увидели. Из всех солдат этой армии один был ключом ко всему — и заклинание Авшара не пропадет даром.
— Вот так! Вот так! Гоните этих ублюдков! — крикнул Нефон Комнос. Его голос звучал хрипло и устало, но Комнос был невероятно счастлив тем, как удачно развивается битва. Ортайяс, благодарение Фосу, делал свое дело не так уж плохо, и солдаты действовали лучше, чем он надеялся. Он подумал о том, как обстоят дела у Туризина. Если у него на правом крыле все так же хорошо, скоро казды будут окружены стеной из стали.
Он чихнул, в раздражении поморщился и опять чихнул. Несмотря на струящийся по всему телу пот, ему внезапно стало зябко, пот начал замерзать, тело покрылось коркой льда. Он задрожал от холода в своих доспехах — ледяные иглы пронизывали его тело до костей. Глаза Нефона вылезли из орбит. Он открыл рот, чтобы крикнуть, но не смог произнести ни слова. Последнее, что мелькнуло в его голове, была мысль: а смерть от холода вовсе не так уж безболезненна, как полагают люди…
— Похоже, они усиливают давление на нас, — сказал Ортайяс Сфранцез. — Что ты думаешь об этом, Комнос? Должны ли мы послать еще одну бригаду, чтобы отбросить их?
Не получив ответа, он повернулся к старому воину. Комнос неподвижно смотрел в одну точку и, казалось, не обращал на происходящее никакого внимания.
— Что с тобой? — спросил Сфранцез. Он коснулся ладонью руки генерала и отдернул ее в ужасе, оставив на ней клочок своей кожи. Ему показалось, что он коснулся железа в лютую зиму. Но это было даже хуже. Лед жег его, как огонь.
Почувствовав движение руки Ортайяса, лошадь генерала отступила на шаг назад. Всадник покачнулся в седле и рухнул на землю, как ледяная статуя. Сотни глоток повторили вопль ужаса, вырвавшийся у Сфранцеза, потому что тело Комноса, коснувшись земли, рассыпалось на тысячи ледяных осколков.
— На левом фланге творится что-то неладное! — воскликнул Гай Филипп и выругался.
Чувствительный к изменениям волн битвы, как огонь к меняющемуся ветру, центурион почувствовал атаку каздов еще до ее начала. Пакимер тоже чуял беду. Он послал одного из своих конников на юг, чтобы узнать, что случилось. Через некоторое время он услышал донесение гонца, который крикнул римлянам:
— Комнос убит!
— Всемогущие боги! — прошептал Марк.
Гай Филипп ударил себя ладонью по лбу и снова выругался. Это было то, чего не предусмотрел Император. Ответственность за треть видессианской армии тяжким грузом легла на хрупкие плечи Ортайяса Сфранцеза.
Катриш, который принес эту весть, все еще говорил. Лаон Пакимер выслушал его, затем сказал что-то так резко, что римляне услышали обрывок фразы:
— …держи язык за зубами, понятно?
Конник кивнул, неуверенно отдал честь и возвратился в строй.
— Интересно, о чем они беседовали?
Гай Филипп усмехнулся:
— Ничто хорошего, это я тебе обещаю.
Виридовикс буркнул:
— Ты, конечно, мрачный тип, мой милый римлянин, но боюсь, что на этот раз ты прав.
Когда левое крыло подалось, Маврикиос догадался, почему это случилось. Он послал Зеприна Красного на юг, чтобы спасти положение, но капитан халога был занят схваткой с отрядом каздов, которые прорвались через имперские войска и хозяйничали у них в тылу. Зеприн крушил своим топором одного казда за другим, в то время как Ортайяс Сфранцез оставался командовать левым флангом. Как медленно тонущий корабль, левое крыло отступало под натиском врага. Различные отряды под командованием толковых и опытных офицеров продолжали держаться, но без Нефона Комноса не было главного связующего звена. Ортайяс в своей неопытности посылал солдат то туда, то сюда, усиливая неразбериху.
Слабость левого крыла была и в другом. Несмотря на то, что Пакимер приказал гонцу молчать, слух о том, какименнопогиб Комнос, вскоре распространился по всей видессианской армии. Слухи были противоречивы и зачастую ложны, но имя Авшара глубоко запало в души бойцов. Солдаты молча ждали чего-то. Чего? Они и сами не знали этого.
Император, видя, как план его рушится и казды все сильнее давят на его деморализованных солдат, приказал отступать в лагерь, который недавно покинул полный пылких надежд.
Используя свою замечательную подвижность и замешательство на левом фланге видессиан, казды стали пробиваться маленькими группами. Если достаточное количество каздов пробьется сквозь оба фланга, они смогут отрезать центр от остальной армии. Тогда отступление превратится в катастрофу. Маврикиос не собирался сдаваться без боя. Видессиане могли бы перегруппироваться за полевыми укреплениями и возвратиться к битве на следующее утро.
Марк не сразу понял, что новый сигнал означает отступление. Но барабаны и дудки настойчиво повторяли его. Наконец, поняв смысл команды, он сразу сообразил, чего хочет Маврикиос.
— Мы еще схватимся с ними завтра, — предсказал он Гаю Филиппу.
— Нет сомнения, нет сомнения, — согласился центурион. — Поспешите, ослы! — крикнул он легионерам. — Защитная линия — туда! Копьеносцы! Держите псов на расстоянии!