Реакция Нейпоса была бы еще сильнее, если бы не толстый повар, стоявший рядом. Забыв о ложке и о каше, он резко отодвинул стул, на котором сидел. Каша полетела во все стороны. Жрец сначала покраснел, а потом побелел как полотно.
— Где ты нашел это? — требовательно спросил он. Жесткость в его голосе была необыкновенной. По мере того, как римлянин рассказывал, что с ним произошло, круглое лицо Нейпоса становилось все более мрачным. Когда Марк закончил свой рассказ, Нейпос несколько минут сохранял полное молчание. Затем он резко вскочил на ноги и крикнул: «Скотос среди нас!» с таким ужасом, что ошеломленный повар уронил свою поварешку в котел и вынужден был потом выуживать ее оттуда длинным крючком.
— Теперь, когда ты все знаешь, — начал Марк, — я могу передать эту новость Нефону Комносу, чтобы он допросил…
— Комнос? Допросил? — перебил его Нейпос. — Нет, нет! Здесь нужно настоящее дознание. Мудрость, а не сила. Я сам поговорю с этим кочевником. Идем, — резко сказал он, схватив кинжал со стола. Он помчался так стремительно, что Марку пришлось догонять его.
— Вы куда-то собрались, ваше преосвященство? — спросил Нейпоса, уже выходившего из дверей Академии, привратник. — Ваша лекция должна начаться меньше чем через час, и…
Нейпос даже головы не повернул.
— Отмени ее! — Затем он обернулся к Марку. — Поспеши, человек! За твоими плечами весь гнев ада, хотя ты, вероятно, даже не подозреваешь об этом!
Когда они вернулись в казарму, связанный камор вскрикнул в отчаянии, увидев то, что осталось от кинжала. Он поник и опустил голову на колени. Гай Филипп, истинный солдат, уже отправил большинство римлян на утренние тренировки.
Нейпос попросил уйти из казармы всех, кто там еще оставался, за исключением кочевника, двух потерявших сознание римских часовых и Горгидаса, разрешив врачу быть ассистентом.
— Идите, идите, — сказал он, выгоняя всех из казармы. — Вы ничем не сможете помочь мне, а неудачное слово в плохой момент может принести беду.
— Ага! И этот тоже друид, — проворчал Виридовикс. — Вечно думает, что он знает в два раза больше, чем все остальные.
— Я заметил, что ты был здесь, вместе с нами, — сказал Виридовиксу Гай Филипп.
— Это так, — признался кельт. — Слишком часто ваш друид прав. К сожалению.
Прошло всего несколько минут, и часовые очнулись. Похоже, они прекрасно себя чувствовали, но не могли понять, каким образом их сморил сон. Они помнили только, что стояли на часах, а проснувшись, увидели Нейпоса, бормочущего над ними молитвы. Оба солдата были смущены и рассержены тем, что так опозорились в карауле.
— Об этом не беспокойтесь, — сказал им Марк. — Вы не можете винить себя за то, что оказались жертвой колдовства.
Он отослал их к легионерам, а затем стал ждать Нейпоса. Прошло не менее двух часов, прежде чем толстый жрец медленно вышел из здания. Когда он приблизился к Марку, тот отшатнулся, пораженный. Лицо Нейпоса было серым от усталости, и, чтобы не упасть, священник вцепился в плечо Скауруса, как жертва кораблекрушения в обломок судна. Плащ его потемнел от пятен пота, глаза глубоко запали, и под ними легли темные круги. Весь его облик свидетельствовал о крайнем переутомлении. Щурясь от солнечного света, он тяжело, с видимым облегчением опустился на скамью. Несколько минут он собирался с силами и, наконец, заговорил:
— Ты, друг мой, — сказал он Марку устало, — даже не представляешь, как тебе повезло. Ведь ты проснулся! А еще большая удача — что этот проклятый кинжал не коснулся тебя. Один укол, всего лишь укол, но он перебросил бы твою душу из тела в бездонные глубины ада, где она мучилась бы бесконечно. К этому лезвию был прикован демон — демон, которого может освободить вкус крови, а уничтожить — свет Фоса. Так оно и случилось.
В своем собственном мире трибун бы счел, что эти витиеватые слова обозначают одно — кинжал был отравлен. Но здесь… Он сразу вспомнил, как завыл кинжал, когда его коснулись лучи солнца.
Жрец продолжал:
— Ты был прав, обвиняя Авшара в том, что он послал несчастного заколдованного им кочевника в вашу казарму. Бедная, потерянная душа. Колдун соединил его жизнь с жизнью демона, прикованного к кинжалу. Когда камор не смог выполнить приказания, демон стал выходить из него. Он умирал, как свеча, гаснущая без воздуха. Но смерть демона ослабила узы, которые наложил Авшар, и я многое узнал, прежде чем пламя его свечи упало в Ничто.
— Мой господин хочет сказать, что кочевник умер? — спросил Виридовикс. — Но ведь его даже не ранили!
— Он мертв, — сказал Горгидас. — Его душа, его желание жить, назови это как хочешь, — их не стало, и он умер.
Марк вспомнил, как страшно предсмертно вскрикнул камор, когда увидел свой изувеченный кинжал.
— Можно ли доверять сведениям, полученным от умирающего человека, который был игрушкой в руках твоего врага?
— Хороший вопрос, — кивнул жрец. Постепенно голос его становился менее усталым и менее жестким. — Путы, которые казд наложил на него, слишком сильны, — я бы проклял его, но он уже был проклят, и это заклинание — сильнее моего. Тем не менее Фос позволяет тем, кто следует за ним, разрушать эти узы.
— Настойка беладонны — вот что он использовал, — объяснил Горгидас, выведенный из терпения цветистыми иносказаниями Нейпоса. — Я применял ее и раньше, ничего не зная о Фосе. Она убивает боль и развязывает человеку язык. Однако нужно быть осторожным: слишком большая доза — и твой пациент навеки забудет о боли и улетит в небесные пределы.
Жрецу было совершенно безразлично то, что Горгидас так легко выдал один из его секретов. Он был занят более важными вопросами.
— Достаточно того, что мы знаем две вещи: Авшар послал человека и демона, чтобы убить тебя — это первое; и второе — он колдун более могущественный, чем те, с которыми мы сталкивались за многие годы. То, что он совершил, говорю я вам, лишает его всех привилегий и прав неприкосновенности, которая распространяется на послов даже самых недружественных стран. — Улыбка удовлетворения мелькнула на лице Нейпоса. — Итак, мои чужеземные друзья, негодяй сам предает себя в наши руки! Теперь мы можем послать за Нефоном Комносом!