Марк подумал, что к этому нечего добавить. Кельт тоже это понял.
— Что ж, я предупредил вас. Пеняйте на себя, — сказал он и вернулся к своим воинам.
Передохнув немного, они снова приготовились к битве. Проверив мечи и копья, галлы бросились вперед, и сумасшедшая сутолока боя вспыхнула с новой силой. Кольцо римлян сузилось, но не сломалось. Многие из нападающих упали мертвыми, пытаясь перебраться через тела убитых, но это остановило вражеский напор лишь на несколько минут.
— Сдавайтесь, дурни, пока вы еще живы! — крикнул один из кельтов.
— Мы ответили «нет», почему вы не поверили нам? — крикнул в ответ Марк.
Галл угрожающе поднял меч.
— Подожди! Сейчас мы убьем тебя, и твои солдаты сами побросают мечи! Они не так глупы, как ты!
— Нет! Проклятье! Я сильно сомневаюсь в этом! — зарычал Гай Филипп, но гигант-кельт уже продвигался вперед. Он убил одного римлянина и ударами щита отбросил еще двух. Пригибаясь, чтобы не попасть под удар копья, он снова пробрался в середину шеренги и попытался пробиться к Марку. Группа легионеров вместе с Гаем Филиппом бросилась ему наперерез, но трибун отозвал солдат. Битва остановилась как по команде, и обе армии опустили оружие в ожидании поединка командиров.
Улыбка скользнула по лицу кельта: он понял, что Марк согласен на поединок. Он поднял свой меч и произнес:
— Ты отважный воин, римлянин. Я хочу узнать твое имя, прежде чем убью тебя.
— Меня зовут Марк Амелий Скаурус, — ответил трибун.
Он ощущал не мужество, но отчаяние. Кельты — те жили ради войны, для римлян же она была лишь частью их жизни. Им приходилось воевать скорее из-за политических хитросплетений, чем из любви к битве. Он вспомнил свою семью в Медиолане, подумал о том, что род его угаснет, если он погибнет на этой поляне. Родители его были еще живы, но детей у них уже не будет. Кроме него, у них есть три дочери и ни одного сына. Вспомнил он и о Валерии Корвусе и о том, как этот полководец почти за триста лет до него отбросил кельтскую армию из Северной Италии, убив предводителя кельтов на поединке, — точно таком же, как сейчас. Марк не думал, что галлы отступят даже в том случае, если их командир погибнет. Но он мог бы задержать врага и посеять растерянность в их рядах. Не исключено, это поможет отряду спастись.
И Скаурус отсалютовал галлу.
— Сообщишь ли и ты мне свое имя? — спросил он, как того требовал ритуал.
— Меня зовут Виридовикс, сын Дропа, вождь Лексовии.
Покончив с формальностями, Марк приготовился к бою, но кельт в изумлении уставился на меч в руке трибуна.
— Как же случилось, что римлянин сражается мечом друида? — спросил он наконец.
— Друид, которому он принадлежал, пытался сражаться со мной и был побежден, — ответил Марк, раздраженный тем, что даже враги находили его оружие странным.
— Ты честно заслужил его, и он сам нашел тебя. Что ж, меч отличный. Но ты увидишь, что мой меч не слабее твоего.
«Кельтские глупости, — подумал трибун. — Меч — это только оружие, и сам по себе, без человека, не сильнее, чем простая метла».
Но когда он взял меч в руки, у него уже не было столь твердой уверенности. Солнце заставило клинок заиграть необычайным красным светом, пробегавшим по всему лезвию. Письмена загорелись странным золотистым огнем, и огонь этот становился ярче с каждым шагом приближающегося Виридовикса.
Меч галла тоже горел. Он светился в его руках, как живое существо, и, казалось, сам тянулся к мечу Марка.
Марк не мог совладать со своим мечом. На лице кельта были написаны недоумение и страх Марк знал, что сам он выглядит не лучше. Воины обеих армий вскрикнули и закрыли глаза, охваченные жутким чувством, которое было выше их понимания.
Два меча коснулись друг друга, и… прогремел гром. Заклинания, начертанные друидами, вырвались на волю — заклинания, которые должны были охранять земли галлов от набегов завоевателей. То, что один из мечей был в руке захватчика, только усиливало действие магии.
Кельты, стоявшие неподалеку, увидели, как странный купол красно-золотистого цвета поднялся над мечами и накрыл сражающихся воинов. Один из галлов, более смелый или более глупый, чем другие, подскочил к куполу. Дотронувшись до него, кельт тут же с воплем отдернул руку. Его обжег таинственный огонь. Когда купол света растаял, на поляне остались только растерявшиеся галлы. Римские легионеры бесследно исчезли.
Тихо переговариваясь о чуде, свидетелями которого они только что стали, кельты похоронили своих убитых, сняли все ценное с тел погибших римлян и закопали их в отдельной могиле. По двое и по трое они вернулись к своим деревням и хуторам. Немногие из них рассказывали о том, что видели, и еще меньше людей поверили им. В том же году Цезарь неожиданно занял провинцию Лексовию, и с этого момента только чудо могло спасти галлов от поражения. Единственное чудо, которое признавал сам Цезарь, было ИМПЕРИЯ. Когда он писал свои «Записки о Галльской войне», предполагаемая гибель колонны разведчиков Марка Скауруса была столь малым событием, что он не счел нужным даже упомянуть о нем.
Внутри золотого купола земля медленно исчезла из-под ног римлян, и они упали в ничто, повиснув в пустоте. Они словно утратили вес и куда-то полетели, хотя не ощущали ни малейшего ветерка Люди проклинали богов, звали их на помощь, кричали в отчаянии — и все бесполезно.
Вдруг Марку показалось, что сама земля несется им навстречу. Свет в куполе погас. Римляне обнаружили, что снова находятся на лесной поляне, только гораздо более маленькой и темной, чем та, на которой они стояли за минуту до этого.
Была глухая ночь. И хотя Скаурус знал, что луна только что была на небе, он не мог ее отыскать. Кельты тоже куда-то пропали. За это он тут же мысленно поблагодарил богов.
Неожиданно Марк сообразил, что все еще стоит, скрестив свой клинок с мечом Виридовикса. Он отступил на шаг и опустил клинок. Виридовикс последовал его примеру.
— Перемирие? — спросил Марк.
Галл был составной частью колдовства, которое забросило их в это странное место. Убивать его сейчас было бы просто глупо.
— Да. Пока, — ответил кельт, растерянный. Его куда больше интересовало то, что происходит вокруг, чем этот прерванный поединок. Виридовикс был довольно равнодушен к опасности: окруженный врагами, он оставался совершенно спокоен. Марк не знал, чему это приписать: браваде или настоящему мужеству. Если бы сам Марк оказался в кольце врагов, такое спокойствие далось бы ему нелегко.