– Я близкий родственник, – сказал Тим.
Билл Уилк хмуро глянул на него, затем повернул голову на несуществующей шее, чтобы разглядеть Ослендеров.
– У меня вопрос кто есть Флип, а кто – Марти?
Розовое лицо расплылось в смущенной улыбке:
– Флип – это я. Марти – моя жена.
– По-моему, вам надо махнуться именами.
Полхаус хлопнул по столу ладонью:
– Мистер Уилк, прекратите!
– Я потерял сына. И хуже вы мне уже не сделаете!
– Хотите проверить? – Сержант улыбнулся ему. Улыбка была настолько зловещей, что Уилк как будто стал меньше ростом на дюйм-другой.
– Виноват, шеф.
– Разрешите напомнить вам и всем присутствующим, что мы собрались за этим столом ради ваших сыновей. – Бесстрастные голубые глаза остановились на Тиме. – И племянника, в вашем случае. – Полхаус дал всем прочувствовать тишину, тем самым подчеркнув серьезность своих намерений. – И то, что я должен сообщить вам, представляет собой существенный прорыв в расследовании. Я хотел поделиться с вами информацией до того, как она станет достоянием общественности.
Даже Билл Уилк промолчал Джинни Дэлл невольно глубоко вдохнула и задержала выдох.
– С удовольствием довожу до вашего сведения, что у нас появился новый свидетель – профессор Рут Биллинджер из Мэдисона, Висконсин. Профессор Биллинджер работает на факультете физической астрономии в университете Висконсина. Три недели назад профессор Биллинджер приезжала в наш город навестить сестру и, гуляя в парке Шермана, присела отдохнуть на скамейку возле фонтана, когда ее внимание привлекло кое-что.
– Она видела его? – Марти Ослендер подалась вперед за спиной своего мужа, чтобы посмотреть на Полхауса – Видела того типа?
– Три недели назад ни о каком «типе» не было и речи, – сказал Билл Уилк.
– Чем реже вы будете меня прерывать, тем больше толку будет от нашего собрания, – сказал Полхаус – Ваши вопросы я выслушаю, когда закончу рассказ.
Марти Ослендер снова села прямо.
Полхаус обвел взглядом всех за столом.
– А внимание профессора Биллинджер привлек разговор между мальчиком-подростком и взрослым мужчиной лет сорока. Со слов профессора, человек был очень высоким, на глаз – шесть футов и четыре или пять дюймов, крепкого телосложения, весом примерно сто пятьдесят фунтов, волосы черные. По личным причинам профессор необычайно чувствительна к присутствию сексуальных хищников. И ей показалось, что в тот момент она наблюдает за человеком, своими действиями напоминающим такового. Мужчина держался чересчур заискивающе. Он, по словам профессора, «обрабатывал» мальчика, а мальчик сопротивлялся, не желая показаться грубым Профессор Биллинджер начала подумывать, обязывает ли ее гражданский долг – повторяю, я привожу ее слова – вмешаться, когда произошло нечто странное. Мужчина быстро огляделся. Профессор решила, что незнакомец хочет проверить, не привлек ли он внимания к своим действиям Профессор сказала, что взгляд у него был «совершенно дикий». Ну, вот мы и подошли к моменту, который нам всем придется по душе. В ту же секунду профессор Биллинджер поднялась со скамьи, и мужчина заметил ее. Едва она сделала шаг вперед, мужчина что-то сказал мальчику и быстрым шагом удалился.
– Она видела его лицо, – констатировал Флип.
– И мальчик тоже, – подхватила Марта.
– Три недели тому назад? – взвыл Билл Уилк. – А почему мы узнаем об этом только сейчас?
– Потерпите, мистер Уилк. – Полхаус заморозил его взглядом – Профессор Биллинджер спросила мальчика, знает ли он имя человека, с которым разговаривал. Мальчику было известно только то, что незнакомца звали Ронни и он, решив обновить музыкальную аппаратуру, хотел избавиться от старой, а заодно и от кучи надоевших дисков. Его первым вопросом мальчику было, какую музыку тот предпочитает. Услышав ответ, он сказал «Круто! У меня тут рядом машина, а до дома пять минут езды». Ронни слишком уж явно хотел избавиться от своего «хлама», сказал профессору мальчик, и он все пытался найти повод отвязаться от Ронни, когда тот вдруг увидел встающую со скамейки женщину.
– Повезло пацану, – проронил Флип Ослендер.
– Вы говорили с мальчиком? – поинтересовалась его жена.
– Очень хотелось бы, да только адреса его мы не знаем, а своего имени он профессору Биллинджер не сообщил.
– Почему она так; долго молчала? – спросил Филип.
– Физики-астрономы не очень-то интересуются новостями, – ответил Полхаус. – А мэдисонская газета уделяла совсем мало внимания событиям в парке Шермана. Профессор Биллинджер узнала о наших делах два дня назад и сразу же позвонила. На следующий день приехала сюда из Мэдисона. Вчера почти до вечера просидела у нас, помогая составить фоторобот. Похоже, эти астрономы – народ наблюдательный. Профессор припомнила гораздо больше деталей, чем рядовой свидетель.
Билл Уилк раскрыл было рот, но Полхаус шикнул на него, обошел стол, распахнул дверь, выглянул в коридор и сказал:
– Стаффорд, можно.
Когда сержант повернулся, в руках у него была небольшая пачка листов бумаги. Два листа он вручил Филипу Андерхиллу, затем раздал бумаги Ослендерам, Биллу Уилку и Джинни Дэлл Два-три листа оставались у него, когда он вернулся на место.
– Итак, мы полагаем, что у нас есть довольно точный портрет Ронни. – Как и все в комнате, Полхаус опустил глаза на картинку. – Мы считаем Ронни крайне опасным человеком Мы также полагаем, что он орудует здесь по меньшей мере пять лет.
Человек, лицо которого глядело с рисунка, отчасти напоминал одного из тех актеров вроде Мюррэя Гамильтона или Тима Матесона, которые появляются в каком-то фильме или телепрограмме один за другим и чьи имена никак потом не вспоминаются, даже если вы и знали их. Его почти красивая внешность наводила на мысль об услужливой любезности торговца. То, что глаза его были расположены чуточку ближе друг к другу, чем следовало, и нос буквально на миллиметр коротковат, шло на пользу его кажущейся доступности. Эти незначительные изъяны делали внешность Ронни только дружелюбнее. Вероятно, его работа предполагала общение с людьми. Он был из тех ребят, что, сидя рядом с вами за барной стойкой, говорит «Что ж, в баре все едины – и раввин, и пастор, и министр». Такому не составит труда уговорить доверчивого пацана сесть к нему в машину.
– Как это «пять лет»? – взвился Билл Уилк.
– Да, почему вы так сказали? – спросил Филип.
– Когда профессор Биллинджер отодвинула наш временно́й интервал назад, я навел справки в других округах – так, на всякий случай. И вот какая картина выясняется.
Сержант вытянул с низу своей хилой стопочки лист с печатным текстом.
– Август девяносто восьмого. Джеймс Торн, шестнадцатилетний юноша, пропал без вести в Обурне. Обурн – это маленький городок к югу близ Миллхэйвена. Торн был хорошим учеником и до момента своего исчезновения никогда не ночевал вне дома.
Полхаус передвинул палец вниз по тексту.
– Еще один шестнадцатилетний подросток, Лютер Хардкасл, проживавший с дедушкой и бабушкой в Футвилле. В былые времена сельское землячество, а ныне небольшой городок в пяти минутах езды к западу от Миллхэйвена. Никто не видел его с июля девяносто девятого года. Со слов его бабушки, Лютер был немного отсталым ребенком, очень послушным – Сержант поднял глаза. – А вот кое-что интересное. Последним, кто видел Лютера Хардкасла, был его друг Роберт Уиттл, который рассказал офицеру полиции Футвилла, что в тот день столкнулся с Лютером на Мэйн-стрит и пригласил его к себе домой послушать кое-какие диски. Лютер был фанатом Билли Джоэла. Он сказал Уиттлу, что придет попозже, потому что собрался в гости к Ронни – тот обещал отдать ему кучу дисков Билли Джоэла. По тому, как он это сказал, Уиттл решил, что Ронни был другом дедушки и бабушки Лютера или по крайней мере их знакомым.
– Боже мой… – ахнула Джинни Дэлл.
– Дело было в девяносто девятом, а вы до сих пор ни сном ни духом? – Флипа Ослендера, казалось, распирали гнев и скептицизм.