– Вы удивитесь, узнав, каким ничтожно малым количеством информации делятся между собой отделения полиции разных областей. Как бы то ни было, история с Лютером Хардкаслом представляет многое в ином свете. К примеру, Джозеф Лилли. Этот семнадцатилетний парень исчез в июне двухтысячного. Потом Барри Амато, четырнадцати лет, исчез в южном районе Миллхэйвена в июле две тысячи первого. Итак, вырисовывается определенная схема: одно исчезновение в год, всякий раз летом, когда подростки на каникулах и, скорее всего, когда они находились вне дома в ночное время. В две тысячи втором схема чуть изменилась. В прошлом году у нас пропали без вести два подростка в районе Озерного парка Скотт Либоу и Джастин Бразерс, обоим было до семнадцать. Родители решили, что они сбежали из дома вместе, поскольку Либоу только что признался матери, что он гей, а родители Джастина давно знали это о своем сыне. Родители обоих тщетно пытались расстроить их дружбу. Мы тоже поначалу решили, что ребята сбежали вместе, но теперь, пожалуй, изменим свое мнение… Вот как я вижу ситуацию, – продолжал Полхаус. – Ронни уже много лет живет в городе или окрестностях. У него приличная должность и свой дом Он холост. Ему нравится считать себя гетеросексуальным. Этот человек – аккуратный, спокойный и дисциплинированный сосед. Скорее всего, предпочитает одиночество. Соседи никогда не были в его доме. Пять лет назад что-то в нем надломилось, и он уже был не в силах противостоять очень, очень сильному искушению подчиниться своим фантазиям Джеймс Торн попался на удочку его сказки про диски и сейчас, скорее всего, похоронен где-то на участке Ронни. Убийство Торна удовлетворило его аппетит на год, после чего в его лапы попал Лютер Хардкасл Лютер, вероятно, зарыт рядом или же поверх Торна. Хочу обратить ваше внимание на то, что Ронни в поисках жертв выбирал различные районы вокруг Миллхэйвена и продолжал действовать так до нынешнего лета. Он придерживается схемы – одно убийство в год. Летом двухтысячного он вновь отправляется на охоту и похищает Джозефа Лилли. Еще одно тело на заднем дворе или под полом подвала. В две тысячи первом еще одно. В две тысячи втором он вдруг пожадничал и унес двоих жертв. Аппетит его растет. В этом году он ждет благоприятного момента, когда начнутся летние каникулы, и вдруг полностью теряет контроль. Он убивает четверых мальчиков с интервалом в десять дней. Хочу подчеркнуть, он становится все более и более безрассудным Три недели назад он подошел к мальчику уже средь бела дня, и единственное, что остановило его, – это то, что его спугнула наша профессорша. Ронни ненадолго лег на дно. Затем вновь обезумел.
Слова сержанта Полхауса были бы невыносимы, если бы не почти вызывающая бесстрастная властность, с которой он обращался к сидевшим в комнате. Никто не шелохнулся.
– В городе надо ввести комендантский час, – нарушил молчание Филип. Голос его прозвучал как из-за толстой металлической двери.
– Распоряжение о комендантском часе поступит в течение двух дней. Лицам шестнадцати лет и младше будет на законном основании запрещено появляться на улицах после десяти вечера. Посмотрим, даст ли это результат.
– А вы-то что собираетесь предпринять? – спросила Марти Ослендер. – Ждать и надеяться, что поймаете его до того, как он убьет следующего мальчика?
Дальше собрание переросло в ругань по поводу замалчивания событий. Когда Андерхиллы покидали здание, Филип выглядел таким опустошенным и усталым, что Тим предложил отвезти его домой.
– Валяй. – Филип сунул ему ключи.
Билл Уилк, Джинни Дэлл и Ослендеры отделились от других и друг от друга прежде, чем ступили на тротуар. Участники собрания направились к своим машинам, не обменявшись ни словом, ни жестом прощания.
25 июня 2003 года
Шесть часов. Не зная, чем занять себя, или же от недостатка сил придумать себе занятие я сижу здесь на мерзком зеленом диване моего детства, вывожу в дневнике каракули и делаю вид, что не обращаю внимания на доносящиеся сверху звуки. Филип плачет. Десять минут назад он рыдал, а сейчас перешел на тихий устойчивый плач, и стоны со всхлипами сменились тяжкими вздохами. По идее, я должен радоваться тому, что он может плакать. Не я ли так долго ждал от брата хоть капли искреннего чувства?
Теперь мы с ним, как и все, кто был на собрании, знаем имя и лицо того человека, которому можно предъявить наши слезы и наше горе. Маньяк Ронни, такой с виду безобидный. Интересно, как выглядел Калиндар. Можно, конечно, поискать его фото в сети, воспользовавшись компьютером племянника, но мне отчего-то не хочется вторгаться в личную жизнь Марка таким способом. Полиция, конечно, не терзалась подобными муками совести и прошерстила его жесткий диск и электронную почту в поисках секретов, которые мог случайно раскрыть Марк. Поскольку Филип сказал, что полицейские вернули компьютер без комментариев, полагаю, ничего полезного они не нашли.
А из этого следует, что сообщения, которые племянник отправлял мне, они не читали. Если его приключения заставили Марка почувствовать, будто он очутился в одной из моих книг, значит, загадка убийцы и пустого дома не так проста. Несомненно, это связано с самим домом и с тем, что Марк пережил в нем С тем, что глубоко затронуло его душу. Это «что-то» напугало его и возбудило так, как не может напугать банальное расследование. Рассказ Джимбо это подтверждает. Пакет Марка проделал путешествие со второго этажа дома Калиндара на цокольный через сеть потайных коридоров. А до того фотоальбом переместился из кухни в тайник стенного шкафа. Теперь я не вижу, каким образом можно избежать вывода: в том доме вместе с Марком был кто-то еще.
Часть пятая
Сады, достичь которых невозможно
Глава 20
Под лестницей было невыносимо жарко, и пот стекал по лбу к бровям. На мгновение в глазах помутилось. Сквозь пелену влаги смутно различимая в сером полумраке рука протянулась к неотчетливой формы предмету, что две секунды назад был бумажным пакетом Марк протер глаза. Непонятный предмет вновь обрел очертания пакета. За мгновение до того, как пальцы сомкнулись вокруг его верхнего края, Марк понял, что это пакет, который он оставил наверху в шкафу.
Он поднял пакет, и молот с ломиком звякнули друг о друга Затем он нагнулся, и пакет с глухим стуком ударился об пол. В животе была тяжесть, и глаза щипало.
«Да ладно, – пробормотал Марк, – брехня все, нет тебя здесь».
Раскатав верх пакета, он запустил туда руку: ломик, молоток, пластиковый переплет фотоальбома, занимавший почти все пространство. За альбомом в своем мягком контейнере увядал бутерброд.
Во рту у Марка пересохло. Маленькое пространство за шкафом будто сжало его, стремясь раздавить. Он резко сдвинул панель, ведущую в шкаф, провел лучом фонарика по внутренней стороне двери шкафа, отыскал щеколду и вывалился наружу. Он был весь мокрый от пота.
В самом низу лестницы Марк вынул содержимое пакета и разложил перед собой. Рассеянный свет из окна подкрашивал уныло-серый сумрак светло-коричневым, падал на руки с въевшейся в них грязью и на темную рельефную обложку альбома.
– Как же ты…
Марк посмотрел по сторонам, затем – вверх на ступени лестницы.
Зыбкие, иллюзорные стены: он неожиданно почувствовал, что по ту сторону лежит иной мир, и стоит ему лишь только пробиться взглядом сквозь дымку, он попадет в то совершенно другое, новое и безгранично более желанное царство.
– Эй!
Откликом была тишина.
– Есть кто живой?
Ни голоса, ни звуков шагов.
– Давай выходи, я знаю, ты здесь! – крикнул он смелее.
Глухо билось сердце. Пока он ходил по подвалу, кто-то выскользнул из укрытия – в доме было где спрятаться, – пробрался в хозяйскую спальню, взял пакет и с ним вместе дошел через дом, либо по открытой, либо по потайной лестнице, до цокольного этажа, где сдвинул щеколду стенного шкафа, пристроил пакет, закрыл шкаф, после чего затаился где-то снова Вчера тот же некто отнес фотоальбом в шкаф наверху.