Вечером, накануне дня своего исчезновения, Марк пришел к Джимбо домой объясниться – рассказать все как есть. Люси не является обыкновенным человеком, заявил он. Он и сам толком не разобрался, кто она на самом деле. Но она ждала его, и он вызвал ее к жизни. Единственное, что Марк знал наверняка, – это то, что Люси Кливленд была для него всем, и он для нее – тоже.
Джимбо не мог вынести подобного бреда. Он наорал на Марка. Марк просто хотел, чтоб друг поверил, будто он занимался сексом с потрясающей девятнадцатилетней девушкой. А на самом деле повторялась история с Молли Уитт, только еще хуже, потому что теперь он утверждал, что его сексуальная партнерша умеет становиться невидимой! Даже если б Джимбо очень постарался наврать с три короба, такое ему не по силам.
Марк сказал, что ему очень жаль, если Джимбо так думает о нем, и ушел домой.
На следующее утро Джимбо тоже пожалел, что орал на друга Он плохо спал ночью и поднялся с постели намного раньше обычного. Расправившись с яичницей, которую приготовила сыну приятно удивленная Марго, он вернулся в свою комнату и позвонил Марку.
– Значит, мир? – сказал Марк.
– Мир. Прости, что я сорвался. Что сегодня собираешься делать?
– Почти весь день буду с Люси, – ответил Марк. – Пардон. Забыл, что ты не считаешь ее реальной.
– Да потому что она не реальная! – закричал Джимбо, но тут же удивительным образом взял себя в руки. – Ладно, будь по-твоему. И что, будешь весь день нянчиться со своей воображаемой подружкой? Или не весь?
– Может, встретимся у тебя примерно в полседьмого? – предложил Марк.
– Ну, если сможешь оторваться…
Весь день до назначенного срока Джимбо мучился: то ли злиться на Марка, то ли великодушно простить. Порой ему казалось, что причиной лжи Марка стало – вот только он не мог до конца понять, каким образом, – самоубийство матери. Может, с помощью воображения он пытался найти ей замену и зашел так далеко, что поверил в свою фантазию. Опять Джимбо поймал себя на мысли, как важно позаботиться о Марке – настолько, насколько Марк позволит ему. Вскоре после того, как Марк подошел к задней двери дома Джимбо (а произошло это ближе к семи, нежели к половине седьмого), Джимбо понял, что Марк позволит ему проявить лишь капельку участия.
Но первое, что заметил Джимбо, открыв на стук Марка, – блаженство, сиявшее на лице друга, и едва ли не пугающие довольство и расслабленность, которые исходили от того волнами. Второе, что заметил Джимбо: если Марк Андерхилл и казался счастливейшим человеком на земле, за это счастье он дорого заплатил. Марк, показалось ему, стал неуловимо старше и был так измучен, будто сейчас привалится к дверному косяку и заснет.
– Как поживает Люси Кливленд? – спросил Джимбо, не в силах удержаться от сарказма Но даже не сумев убедить себя в существовании девушки-невидимки, он чувствовал ревность. Джимбо отдал бы все на свете, чтобы познать это счастье, чтобы ощутить такое блаженное изнеможение.
– Люси Кливленд изумительная! Может, впустишь?
Джимбо отступил, и Марк вошел. Марго Монэген уехала за продуктами в магазин, и мальчики прошли в гостиную, где Марк упал на диван и уютно свернулся калачиком.
– Тогда ты виделся с ним в последний раз? – спросил я Джимбо.
Джимбо кивнул.
– В каком он был настроении? Помимо того, что Марк был счастлив, заметил ты что-то еще?
– Ну да Мне показалось, что он… Ну, не знаю, как сказать. Вроде он никак не может решить, что делать дальше. Я его спросил: «Ты вообще как сам-то?» – «Устал, но счастлив». Марк распрямил ноги и вытянулся на диване. Потом сказал: «По идее, должен по ночам спать как убитый, а не могу: только залягу, тут же начинаю думать о ней и так волнуюсь, что сон слетает». Марк некоторое время смотрел в потолок. Затем проговорил: «Мне надо кое-что обдумать. Я пришел сюда подумать, но говорить об этом сейчас не могу». Я ему говорю: «Ну, спасибо», а он сказал, что Люси Кливленд попросила его кое-что сделать.
Марк так и не сказал другу, что просила его сделать Люси, но у Джимбо – как и у меня – было ощущение, что это какая-то личная просьба. По словам Джимбо, Марк про это больше не сказал ни слова, только обмолвился, что размышляет над выбором, предложенным Люси. Поначалу Джимбо решил, что Марк сомневается, стоит ли ему признаваться, что он выдумал Люси Кливленд с целью произвести на него впечатление. Однако когда Марк заговорил, стало понятно, что дело в другом.
Он хмыкнул, и Джимбо спросил:
– Йоу, а чего смешного?
– Да так, просто вспомнил кое-что, – ответил Марк.
– Надеюсь, приличное.
– Знаешь, я тогда в гостиной сидел, ждал – вдруг она покажется, а ведь ничего о ней не знал, даже имени. Тогда она для меня была просто Присутствие. Единственное, в чем я был уверен, – что она в доме со мной и что она становится ближе. Сижу на нижней ступеньке лестницы, а передо мной разложено это дурацкое барахло: молоток, фонарик, «фомка». И вдруг чувствую какой-то очень приятный запах.
Марк чувствовал, знал, понимал: внезапное дуновение этого аромата означало, что Присутствие вот-вот явит себя ему.
Марк продолжал:
– Я никак не мог определить, что это за запах. Он был жутко знакомым, таким, знаешь, будничным, «повседневным», но очень приятным. Тут я услышал чьи-то шаги за дверью стенного шкафа: значит, она спустилась по потайной лестнице и вот-вот выйдет из шкафа. Потом слышу, поднимается панель и она делает два шага к дверце шкафа. И в тот самый момент, когда она открыла шкаф и вышла, до меня дошло, что это был за запах. Не поверишь. Шоколадное печенье! Так пахнет, когда печенье еще в формочках в духовке, но уже почти готово – такое вкусно-коричневое…
Для Джимбо это был сигнал, что Марк окончательно свихнулся. Красивая женщина пахнет шоколадным печеньем? Что может быть нелепей?
Нет, сказал ему Марк, Люси Кливленд не пахла шоколадным печеньем. Люси Кливленд пахла… как бы тебе сказать… солнцем, и молодой травой, и свежим хлебом – всем вместе, если она вообще чем-то пахла А запах этот был как знамение, как трубный звук фанфар. Это был знак: она здесь, она сейчас войдет.
Джимбо оставалось только изумленно смотреть на друга.
Марк соскочил с дивана и сказал, что отец так и не заметил его отсутствия ночью. Филип перестал контролировать соблюдение «комендантского часа». Он совсем забросил Марка, и оба – отец и сын – кружили по дому, как отдаленные планеты на своих орбитах, связанные лишь законами притяжения.
Джимбо спросил Марка, куда он собрался сейчас и не нужен ли ему компаньон.
Нет, ответил Марк. Он только что вышел и не успел как следует подумать. Поэтому прогулка в одиночестве сейчас очень кстати.
Примерно между 7.15 и 7.30 патрульный Джестер заметил моего племянника сидящим на одной из скамеек, что тянулись вдоль ведущей к фонтану аллее. Со стороны казалось, что мальчик глубоко задумался и решает какую-то серьезную задачу. Губы его шевелились, но патрульного Джестера вообще-то совершенно не интересовало, что там парень нашептывал себе под нос Все равно не слышно.
Когда Джимбо Монэген рассказывал, как Марк шагал по дорожке и махал ему на прощанье рукой, он казался таким несчастным, что с трудом мог продолжать. Мальчик бессильно сполз по спинке дивана.
– Как ты думаешь, что с ним произошло после этого? – спросил Тим.
Джимбо посмотрел ему в глаза, потом скользнул взглядом в сторону.
– Все знают, что случилось с Марком. Он пошел в парк Шермана, и там «убийца из парка Шермана», или Черный человек, или черт знает кто он, сцапал его. Марку даже в голову не приходило подумать о безопасности. Только не спрашивайте, о чем он думал, потому что я не знаю, что вам ответить. Он был весь с головой в своем собственном мире. – Полные слез глаза вновь встретились с глазами Тима – А если вам не наплевать, о чем думаю я, так вот: я думаю, его сожрал этот гадский дом. Он сразу же, с самого начала, впился в него. Он полностью изменил Марка.