Хауссер тотчас же понял, что вызван не для дружеской беседы. Иначе шеф предложил бы ему водки и усадил бы на диван.
Хауссер расстегнул пальто, приставил портфель к ножке стула и сел.
– Где ты там прятался? Тебя невозможно было отыскать.
– Работал над срочным делом.
– Спасибо. Это я и так знаю. Ратальцик недоволен процентом смертности в Хоэншёнхаузене.
Хауссер пожал плечами:
– Если бы его следователи более эффективно вели допросы, мы могли бы избежать такого рода эпизодов. Лео Данцига они допрашивали три месяца, и какой результат? Только тот, что его люди за это время дорылись до Шарлоттенбурга, – возразил он иронически.
– Они там нервничают. Ратальцик не хочет привлекать внимание.
– Внимание? Он начальник тайной тюрьмы, о существовании которой не знает общественность. По-моему, ему не о чем беспокоиться.
– В нынешние времена нам непозволительно совершать ошибки и давать малейший повод для подозрений.
Штраус распустил форменный галстук. Несмотря на жару в кабинете, он и не думал отворять окно, которое находилось у него за спиной.
– Лео скончался от воспаления легких, – сказал Хауссер.
Наклонившись, он поднял с пола портфель и вынул свидетельство о смерти Данцига.
– Подписано тюремным врачом в Померании, – сказал он, выкладывая документ перед Штраусом. – Родственникам Лео вручена копия с сообщением, что похороны уже состоялись.
– Еще одно воспаление легких? – Штраус забарабанил пальцами по столу. – У тебя там прямо эпидемия какая-то. А что его люди? Вы их арестовали?
– Дело оказалось не из простых. Наше наблюдение показало, что среди людей, собирающихся бежать через границу, есть несколько видных работников министерства внутренних дел и несколько здешних членов СЕПГ.
Штраус был так поражен, что у него чуть не отвисла челюсть. С совершенно растерянным видом он снова потянулся к вазочке за следующей конфетой:
– Черт знает что!
– Да, мало хорошего.
– Черт! – повторил Штраус снова. – Даже не знаешь, что тут хуже: еще один тоннель в центре Берлина или то, что партийцы готовят побег. Да у нас всех полетят головы, если это выплывет наружу! Это же масло в огонь оппозиции! Ты это понимаешь, Хауссер? Ты хоть понимаешь, что с тысяча девятьсот сорок третьего года это первый случай, когда у нас в стране опять объявилась какая-то паршивая оппозиция? – Выдвинув ящик письменного стола, он вытащил из него новый пакетик коньячного драже и лихорадочно разорвал целлофановую упаковку. – Притом что творится вокруг: в Польше, в Венгрии, в Советском Союзе, вся эта гласность и перестройка, – мы тут и без того сидим как на пороховой бочке. – Засунув в рот несколько горошин драже, он высыпал остальное содержимое в вазочку. – Весь мир на это смотрит, а отвечать за все нам – службе безопасности. Ты отдаешь себе в этом отчет?
– Вполне. – Хауссер тяжело вздохнул. – Но это не выплывет наружу.
– Это как так – не выплывет? Такое всегда выплывает.
– Нет.
– Неужели ты… Вы что же, казнили членов партии, а? – сказал он, проглотив очередную горошину.
Глядя на паникующего Штрауса, Хауссер едва сдерживал раздражение:
– Разумеется, нет. Я же не самоубийца.
– А как же тогда?
– В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое первая группа перебежчиков попыталась уйти через тоннель на улице Руппинерштрассе. Всего там оказалось четырнадцать человек. Ровно через три минуты после того, как первые несколько человек скрылись в здании авторемонтной мастерской, прибыл отряд пограничной охраны из двадцатого отдела, занявший позиции перед зданием, в результате чего члены группы Лео Данцига вынуждены были присоединиться к перебежчикам, которые уже были в тоннеле.
– Так ты позволил им бежать?
– Да, пока они, по моим расчетам, не оказались приблизительно на середине тоннеля, длина которого составляла сто сорок метров. Тогда мы дали команду, и три грузовика пограничного патруля выехали на первую линию пограничного заграждения.
– А что же перебежчики?
– Погребены под завалом. От сотрясения, вызванного многотонными грузовиками, тоннель обрушился.
В первый раз за все время разговора на лице Штрауса появилась улыбка.
– Понятно. Хорошая работа, Хауссер!
– Спасибо.
– Рапорт о происшествии есть? – Он покосился на портфель Хауссера.
– Откуда может быть рапорт о деле, которого не было?
Штраус кивнул:
– А дальше что?
– Дальше? – Хауссер пожал плечами. – Найдется какое-нибудь новое дело. Сейчас у меня на примете несколько человек, за которыми мы ведем слежку.