Позже бабушка говорила мне, что мои тайные отлучки не укрылись от неё, но моей матери она ничего не сказала. Она много раз могла поймать меня, но предпочла делать вид, что всё нормально, предоставив мне самой разбираться со своей любовью и личной жизнью. Недавно, когда мы с мамой наконец начали обсуждать историю семьи, она сказала, что Нина Петровна со мной была словно другим человеком. «От меня, а тем более от Леонида, она никогда бы не потерпела такой вольницы, какую позволяла тебе», - удивлялась она. Правильно говорят: суровые со своими детьми, родители превращаются в воск с внуками.
В моём случае бабушкина необычайная терпимость была ещё и следствием того кульбита, который совершила наша семья: из небожителей мы превратились в политических изгоев. Бабушка, очевидно, почувствовала, что ей отныне придется соразмерять свою тягу к совершенству с нуждами повседневной жизни, в которой человеческие взаимоотношения были важнее чистоты коммунистических идеалов. Тем не менее, режим у меня был очень строгий: завтрак, затем мировая литература, обед, история и английский язык. Благодаря её решительным усилиям, мне удалось поступить на филологический факультет МГУ.
Часто после обеда, когда я делала перерыв в занятиях, а бабушка заканчивала читать многочисленные литературные журналы, мы с ней садились попить чаю и поговорить в её комнате. Помимо деревянного обеденного стола, в ней были старинный радиоприемник, проигрыватель, телевизор, кушетка и несколько простых стульев. Эти предметы были центром её уединенного существования. На столе громоздились аккуратные пачки газет и журналов с торчащими из них закладками, ожидающие «проработки». Иногда я думала: «Вот, что осталось от великой Советской власти». Меня подмывало спросить её о Молотовской «версии КГБ»; я хотела знать больше о судьбе Леонида. Почему это было плохо для меня оказаться такой же, как её приёмный сын? Но я, как обычно, промолчала и лишь наблюдала, как бабушка в её простом ситцевом платье и тёмной шерстяной кофте, наброшенной на плечи для тепла, ловко орудует ножницами. Рассказывая мне историю своей жизни, она вырезала из газет и журналов понравившиеся ей статьи и всякие полезные сведения и рассылала их родным и друзьям. Моя мама до сих пор хранит эти вырезки.
Нина Петровна родилась в 1900 году на Западной Украине в крестьянской семье Петра и Екатерины Кухарчук, живших в деревне Васильево близ города Холм (ныне Хелм) Люблинской губернии, входящей сегодня в состав Польши[28]. Кухарчуки имели свой дом, надел земли и даже лошадь. «Мы жили получше Хрущёвых в России», - бывало, говорила она с выражением шутливого превосходства. Она также гордилась тем, что всегда очень хорошо училась - дидактический кивок в мою сторону - настолько хорошо, что местный пастор убедил её отца, что она должна продолжить образование. Так Нина оказалась в Одессе - крупном черноморском порте и четвертом по величине городе Российской империи, именуемом «восточным Рио-де-Жанейро» за теплый климат и красивую архитектуру. Успешно окончив курсы при элитной Мариинской женской гимназии, Нина осталась в Одессе учить науке и манерам юных девушек.
Когда бабушка рассказывала мне свою историю, я как раз читала Шарлотту Бронте к экзаменам, и подивилась сходству её судьбы с судьбой Джейн Эйр. «Моя любимая книга, лучший образец упорства и настойчивости в достижении цели, - пояснила Нина Петровна. - Когда твоя мама была маленькой, я читала ей её на ночь». Конечно, бабушка, которая всегда с готовностью превозносила преимущества коммунизма над капитализмом, не преминула подчеркнуть различие: в буржуазной викторианской Англии возможности женщины были ограничены желанием выйти замуж. Она с гордостью рассказывала мне, как, откликнувшись на революционный призыв, вступила в подпольную организацию большевиков. Я подумала, что боги революции, должно быть, имели чувство юмора: бабушкина фамилия Кухарчук по- русски и по-украински значит «кухарка». Но пошутить вслух я не осмелилась, поскольку в тот момент она как раз описывала, как начала культивировать идеальный образ ленинской «кухарки».
Во время гражданской войны она, благодаря своему знанию польского языка (помимо украинского и русского), оказалась на Западном фронте. Там она возглавила местную женскую ячейку, призванную объяснять крестьянам окрестных деревень преимущества советской власти. Затем, после года учёбы на высших пропагандистских курсах в Москве, бабушка получила новое революционное назначение: преподавать историю компартии и теорию марксизма в районных партшколах Донбасса. В 1922 году она приступила к работе в Юзовке.
28
Позднее Нина Петровна написала примерно 100 страниц своей биографии, описав, в частности, своё детство и юность, а также некоторые события своей жизни до того, как она стала советской «первой леди». Эти заметки частично воспроизвёл в своей книге её зять, Алексей Аджубей. -