— Вечером пришлю тебе толкового человечка, а ты уж сам ему личность, за кем он ходить будет, обрисуешь, — запил водкой кулебяку Мерзликин.
На том и порешили. Уплатив за обед, приятели распрощались. Мерзликина ожидала служба, Сергея — расследование на Дворцовой.
В кабинете Горчакова он нашел подписанные замки, кои аккуратно извлек из ящиков все еще пыхтевший возле входной двери столяр. Замок от нее оказался безнадежно испорчен, и столяру, мужику неторопливому и во всех отношениях обстоятельному, пришлось прогуляться в скобяную лавку за новым. Осмотрев замковые ложа, Чаров заметил царапины на каждом из них, но больше всего пострадал замок срединного ящика, где хранились особо важные бумаги, как то тайные договоры с иностранными государствами, секретные предписания российским посланникам за границей, сочиненные вице-канцлером, и расшифрованные ответы на них, а также проекты будущих соглашений. «Пользовались отмычкой или грубо подогнанным ключом», — определил причину царапин Чаров, как его взгляд упал на сломанный замок от входной двери министерского кабинета, сиротливо лежавший у ног Антипа.
В эту минуту в комнату стремительно вошел Горчаков, очевидно, предупрежденный о возвращении Сергея.
— Вы не припомните, ваше высокопревосходительство, когда сломался у вас замок? — указывая на дверь, поинтересовался он.
— Дня три тому назад. Надо спросить у Гумберта, — в нервном недоумении потер нос министр. — Еще на Страстной неделе ключ стал не вполне хорошо поворачиваться, приходилось с усилием надавливать на него. Андрей Федорович даже смазывал пару раз замок, но, увы, напрасно. А опосля механизм и вовсе вышел из строя.
— А допреж ключ поворачивался легко?
— Весьма. Никаких злоключений с ним не припомню.
«Стало быть, кто-то испортил замок, отпирая его, как и замки письменного стола, не вполне годным ключом, а скорее, отмычкой, но в этом еще следует убедиться» — подумал Чаров и попросил столяра разобрать замок. Под пристальным взглядом Горчакова тот нехотя согласился. Как заправский слесарь, он в две минуты вскрыл корпус замка и разложил на столе у секретаря его отдельные части. Многочисленные царапины и заусеницы, обнаруженные в механизме, подтвердили догадку судебного следователя.
— Кстати, вот список лиц, кои были вчера на рауте, а также находились в министерстве сегодня утром на момент обнаружения пропажи. Отличаясь невероятной, я бы сказал, навязчивой, скрупулезностью, господин Гумберт поместил в него меня и себя. Редкий педант, доложу я вам, — князь покачал головой и впервые улыбнулся. — Памятуя вчерашний раут, позволил ему к обеду прийти, а он, едино, с утрась на службу явился, — размышляя вслух, протянул ему бумагу министр.
— Премного благодарен, ваше высокопревосходительство, — отчеканил Сергей и собрался уж уходить, но князь задержал его.
— Не забудьте вдругорядь свой цилиндр, — кивнул на стоявший, на углу стола футляр вице-канцлер. — А это вам от нас с Андреем Федоровичем презент, господин старший следователь, — провозгласил князь, протягивая Сергею комплект новехоньких коллеж-асессорских петлиц.
— Такая внимательность. Весьма тронут. Даже не знаю, как выразить свою признательность вам…, — искренне растрогался Чаров.
— Наилучшим ответом станет найденный вами пакет, Сергей Павлович, — оценив душевное состояние молодого человека, неожиданно тепло и впервые по имени отчеству обратился к нему Горчаков.
Когда карета министра, любезно одолженная Чарову князем, подъезжала к его дому на 7-й линии, присланный Мерзликиным филер — плотного сложения малый лет тридцати, уже поджидал его.
— Поднимемся ко мне, — на этот раз своим ключом Сергей открыл дверь в воротах, и они зашли во двор.
Слуга Прохор не выразил удивления, увидав рядом с барином незнакомого человека, и, равнодушно приняв от него шинель, футляр и фуражку, убрался на кухню собирать ужин. Агент, не пожелав расставаться с пальто, с котелком в руке последовал в комнаты за Сергеем.
— Я тут побаловался художеством и набросал портрет особы, за кем вам предстоит походить, господин Шнырь (именно так отрекомендовался ему филер), — Чаров отдал ему изображение Акинфиевой, кстати сказать, весьма правдоподобное. Живописные уроки Антакольского явно не прошли для него даром.
— Когда прикажете приступить? — острым взглядом Шнырь окинул портрет перед тем, как вернуть его автору.
— Завтра, и, хорошо бы, с самого утра, — Чаров был впечатлен зрительной памятью тайного агента.
— Ежели на Дворцовую прибуду часиков эдак в семь, устроит?