Выбрать главу

Еще потому Худаяр-беку надо жениться, и именно на Зейнаб, что сам он очень беден, ну прямо-таки нищ. Женившись на Зейнаб, он прикарманит имущество ее и ее сирот и поправит свои дела.

Какой же дурак откажется от столь выгодного предприятия! А Худаяр-бек очень умный человек. Вы его еще не знаете.

Худаяр-бек прилагает все усилия, чтобы жениться на Зейнаб. С того дня, как появилось и созрело у него это решение, он не знает ни минуты покоя... Не осталось ни одного фокуса, которого бы он не выкинул, добиваясь своего. И все же до сих пор ничего не мог добиться. Последней его уловкой было то, что он спрятал Велигулу и послал сообщить Зейнаб, что глава арестовал ее сына. Он надеялся, что теперь-то уж бедная женщина согласится на все его требования.

В тот вечер, рассорившись с матерью, Велигулу пошел прямо к своему будущему тестю - Худаяр-беку.

Войдя в комнату и поздоровавшись, Велигулу стал у дверей и прислонился к стене. Обычно, когда он входил в этот дом, его приветливо приглашали сесть и указывали место. На сей же раз ничего подобного не случилось.

Худаяр-бек был занят намазом. Два сына Худаяр-бека, Гейдаргулу, шести лет, и Мурадгулу, девяти лет, лежали навзничь на полу и пинали друг друга ногами. Гюльсум, то есть невеста Велигулу, увидев его, тотчас же укуталась в чадру и, словно мешок с хлопком, застыла в темном углу. Жена Худаяр-бека задумчиво сидела возле мальчиков, положив щеку на поднятое колено.

Когда вошел Велигулу, она осталась сидеть, не изменив позы и даже не подняв головы. Это был первый признак невнимания. Только Мурадгулу повернул голову и, посмотрев на Велигулу, сказал со смехом:

- А вот и братец пришел!

Хотя Худаяр-бек и был занят намазом, но всякий, посмотрев на выражение ,его лица, сразу догадался бы, что сейчас Худаяр-бек погружен в море дум, вернее, даже в море скорби.

Окончив намаз, он повернулся к Велигулу и сказал, не меняя выражения лица:

- Почему стоишь, Велигулу. Иди садись.

Присев у входа, Велигулу стал развязывать чарыхи.

Худаяр-бек взял с джанамаза четки и стал перебирать их, одновременно выговаривая детям за дурное поведение. Он кричал на мальчиков, чтобы те сидели, как следует, однако слова его никакого действия не имели.

Худаяр-бек был занят делом - перебирал четки. Это тоже своего рода дело, особенно для благочестивого мусульманина, а Худаяр-бек, несомненно, относится к числу благочестивых. Он сидел на согнутых коленях, подложив ладонь левой руки под локоть правой, в которой держал четки; голова его запрокинулась назад, словно он полоскал горло; глаза были устремлены на потолок: можно было подумать, что он считает балки под потолком. Однако он не балки считал, а произносил соответствующую молитву.

На каждое зернышко четок он повторял про себя эту молитву. В течение пяти минут он перебрал все зерна четок и, трижды негромко повторив первое слово молитвы, положил четки на место и повернулся к Велигулу.

- Что-то невесело ты выглядишь сегодня. Велигулу не ответил. Худаяр-бек продолжал:

- Что делать? В жизни всякое бывает. Я то-знаю, почему ты не весел. Ничего не поделаешь. Да проклянет аллах родителей твоей матери! Это она повергла всех нас в горе. Эх, Велигулу! Да благословит аллах память Кербалай-Гейдара! Только сейчас ты оценишь его по достоинству. Неужели ты думал, что мать заменит тебе отца? Как бы не так. Мать - это женщина, а отец - мужчина! Да будет проклята сама святая святых женщины! У женщины не бывает ни веры, ни религии, ни бога.

Где ей понимать, что такое религия? Милый племянник. Все мои старания направлены на то, чтобы как-нибудь избавить тебя с твоими сестрами-сиротками от вашей матери. Или ты думаешь, Велигулу, что я могу забыть добро? Я не вероломный человек. Кербалай-Гейдару я был братом. Я многим ему обязан, очень многим. Разве сам ты не знаешь, что это так? Как же может быть, чтобы я забыл все это? Аллах меня накажет. Нет, нет, не приведи господь! Я не из тех, кто забывает дружбу. Я не могу стоять в стороне и ждать что будет. Нет, я так не могу. Сын мой, Велигулу, сам ты видишь, что кроме меня, у вас нет покровителя. Как же я могу стоять в стороне и спокойно смотреть, как твоя матушка выйдет замуж за Халыкверди-бека, и наследство, что оставил твой дорогой отец, да благословит аллах его память, мой незабвенный брат, свет моих очей...

Последние слова Худаяр-бек произнес так, как если бы ему очень тяжело было говорить об этом. Левой рукой он захватил полу чухи и поднял ее к глазам, якобы желая вытереть слезы. Однако мало-мальски наблюдательный человек мог бы сразу заметить, что глаза Худаяр-бека были совершенно сухи.

- ...как богатство, оставленное покойным Кербалай-Гейдаром, она промотает со своим новым мужем. А как же тогда будут сироты? А что же будет с тобой? Помоги нам, аллах. Спаси нас, господь!

Велигулу, положив руку в карман, слушал Худаяр-бека. Когда тот кончил и, достав трубку, принялся набивать ее, Велигулу кашлянул и сказал:

- Ей-богу, дядя, клянусь создавшим нас творцом, не бывает дня, чтобы я не ругался с матушкой. Вот и сейчас я рассорился с ней, пришел сюда.

- Нет, - проговорил Худаяр-бек, закурив трубку и выпустив дым, - нет, Велигулу, я больше тебе не верю. Я думаю даже, что ты заодно с матерью. Будь ты крепким малым, не стал бы называть ее матерью. Будь ты настоящим мужчиной, не пошел бы к ней, не стал бы жить с ней под одной крышей. Слава богу, разве тебе жить больше негде? Этот дом - твой дом! Сколько хочешь живи, ешь, пей, до самой смерти оставайся тут. Нет, все это лишь отговорки. Я, Велигулу, умею разбираться в людях. Если бы ты захотел, сразу уговорил бы мать.

- Ну скажи, дорогой дядя, что мне делать? Скажи. Я сделаю все, как ты прикажешь. Чего еще тебе надо?

- Стало быть, ты готов сделать все, что я скажу? Ну так вот, оставайся здесь, не возвращайся больше к матери.

- Слушаюсь. Ты велишь не ходить к ней, хорошо, не пойду. Разве я перечу тебе?

- Конечно, не ходи, зачем тебе ходить к ней? Если она тебя за сына не считает, зачем тебе называть ее матерью и слушаться ее. Не ходи, и все. Останься здесь, а ей пошли сказать, что в тот дом ты больше ни ногой.

- Хорошо, дядя! Я на все согласен. Вот я ведь поссорился с ней и пришел сюда. Зачем же было мне приходить сюда, если бы я думал опять вернуться.

Худаяр-бек повернулся к сыну.

- Мурадгулу! Сейчас же сбегай к дяде Мешади-Ахмеду и скажи, отец просит Гасымали, есть срочное дело.

Мурадгулу встал, открыл дверь и вышел, но тотчас же вернулся, закрыл за собой дверь и, снова развалившись на полу, сказал отцу:

- Я не могу идти, отец. На дворе очень темно, ни зги не видать.

Услышав этот ответ, Худаяр-бек отбросил трубку в сторону и, вскочив на ноги, бросился к Мурадгулу, схватил его за уши и приподнял почти до уровня своего лица.

В это время произошло совершенно неожиданное. Жена Худаяр-бека набросилась на него и стала обеими руками рвать ему бороду. Мурадгулу вырвался из рук отца и, убежав в темный угол, где сидела сестра, спрятался за ее спиной. Супруги сцепились. Рев Мурадгулу и Гейдаргулу, вопли матери и рычание Худаяр-бека слились в такой шум, словно наступил конец света. Гюльсум сидела совершенно неподвижно, словно неодушевленный предмет.

Велигулу вскочил, не зная, что делать, кому прийти на помощь.

Схватив жену за косы, Худаяр-бек таскал ее по комнате из угла в угол.

В этот самый момент всемогущий аллах послал откуда-то Гасымали. Войдя в комнату, он бросился к Худаяр-беку и, вырвав женщину из его рук, начал бранить ее:

- Зачем в драку лезешь, коли силенок нет? Зачем вмешиваешься в мужнины дела, чтобы он так с тобой поступал? Ну, получила свое? И поделом.

Женщина, нанося себе удары по голове, бросилась вон из комнаты. Худаяр-бек, браня жену, сел на свое место и обратился к Гасымали:

- Вся эта драка из-за тебя произошла, Гасымали. Я велел Мурадгулу сходить за тобой, он не захотел, и когда я стал его бить, началась эта катавасия.