- Каких птиц? Гусей да уток? - спросил Коньков, стараясь расшевелить азарт ребятишек.
- Не, дяденька! Певчих птиц. Их в тайге наловили, - пояснили оба вперебой.
- Во-он что! А какой нынче клев? - спросил весело Коньков.
- Водит хорошо, а берет плохо...
- Ну, ни пуха ни пера.
- Пошел к черту!
- Туда и ухожу, - смеясь, сказал Коньков, направляясь в чайную.
Она стояла неподалеку отсюда, на отлете, возле речного берега: бревенчатый сруб и широкие, в полстены, окна.
Коньков очистил сапоги о скребок возле порога и вошел в чайную. Народу мало. За широким буфетом, опершись на локти и положив на прилавок мощную грудь, сидела буфетчица Леля Карасева, по прозвищу Рекордистка; у нее были сочные смешливые губы и большие, грустные, как у сохатого, глаза.
- Торгуешь, Лелечка? - спросил Коньков, здороваясь.
- Какая с утра торговля? - сказала она, лениво поднимаясь и потягиваясь.
- Или не выспалась? - улыбнулся Коньков.
- У меня, Леонид Семеныч, будильника нет, я холостая. Сколько захочу, столько и сплю. Это вам, поди, приходится трудиться по ночам, бедному. А заснешь ненароком - еще и в бок пинка получишь. - Леля озорно подмигивала ему и похохатывала.
- Оно и потрудиться не грех - было бы над чем, - в тон ей, тоже посмеиваясь, отвечал Коньков, а сам косо поглядывал в зал; там за столиком одиноко сидел Зуев. - Ты мне чаю покрепче налей...
- С коньячком? - спросила Леля.
- Нет, с молочком! С томленым. И пусть подадут во-он за тот столик, указал он на Зуева.
- Сделаем! - сказала Леля.
- По делам в районе? - спросил Коньков, присаживаясь к Зуеву и здороваясь с ним.
- Да. Птиц певчих сдаем сегодня.
- А разрешение на отлов этих птиц имеется? - строго спросил Коньков.
Зуев недовольно передернул плечами.
- Этим делом руководит инспектор из краевого охотуправления. С него и спрашивайте. А я - человек маленький.
- Ага! Ваше дело ловить да продавать.
- А что ж вы хотите, чтоб я даром работал? - раздраженно ответил Зуев.
- Да нет, отчего ж? - миролюбиво сказал Коньков. - А где же ваши птицы?
- В тайге. На грузовике едут.
- А вы?
- У меня свой транспорт. На реке стоит.
- Богато живете, - усмехнулся Коньков. - Сотню километров туда по воде да сотню обратно - недешево стоит.
- А куда нам копить? - Зуев взял графинчик с водкой, предложил Конькову.
- Я уже заказал, - остановил его рукой Коньков.
Официантка принесла зеленый чай, пиалу с густым томленым молоком, поставила перед Коньковым.
Зуев усмехнулся.
- Жена не дает или оклад не позволяет? - Перед Зуевым тарелка с отбивной, шпроты, три бутылки пива.
- Дает не дает... сам не возьмешь. На мою сотню с хвостиком не больно разживешься.
- И я вот получаю сотню с небольшим. - Зуев широким жестом указал на свой завтрак.
- Дак у вас приварок хороший! - со значением сказал Коньков.
- Правильно! - Зуев поджал губы и с нарочитой любезностью склонил голову. - Не сидим сложа руки. Сам видел мое хозяйство.
- Хозяйство твое не мерено - тайга!
- Тайга не каждому дается. Нужна сноровка.
- Сноровка бывает разная: один норовит дерево посадить, а другой кору с него содрать.
- Кородерство тоже промысел.
- Промышлять-то мы умеем. Лишь бы взять оттуда. А вложить туда, лес восстановить - это уж пусть дядя за нас делает.
- Видывали мы таких дядей. Тот же Калганов... Бывало, послушаешь его прямо одна забота о тайге. А сам пускал баргузинских соболей в тайгу как воробьев в небо. Выпустит - их и след простыл, не держатся они здесь, ходом идут. Вот и получается - на словах забота, а на деле растрата.
- Видно, что вы человек городской.
- Почему?
- Потому! Соболь не телок, на веревку его не привяжешь. А вы переживаете, - усмехнулся Коньков.
- Мне переживать некогда! - вспылил Зуев. - Я делом занят, и хозяйство мое в порядке.
- Ну да... На ваш век хватит.
- И я так считаю...
Так, попивая один - чай, другой - водку, они полусерьезно-полушутя не то переругивались, не то в полунамеках выражали свою антипатию друг другу, старались вызвать вспышку, за которой могла бы последовать нечаянная откровенность намерений каждого из них.
- И давно вы в тайге работаете? - спросил Коньков.
- Представьте себе - пятый годик.
- Представляю.
- И все делом занят, оттого и не переживаю. Это уж пусть ваши сотрудники переживают. Вас-то когда перевели сюда? В позапрошлом году?
- Эге, - кивнул Коньков.
- Вот и спросите своих сотрудников, сколько они преступлений не раскрыли хотя бы за последние пять лет? Работать надо, а не за тайгу переживать. О тайге как-нибудь уж мы сами позаботимся.
- Каждый сверчок знай свой шесток! - усмехнулся Коньков. - Знакомая присказка. Между прочим, я видел ваши заботы. От этих забот даже кета в заломах дохнет.
- Не за тем смотрите! - повысил голос Зуев. - Вы скажите, кто у вас под носом человека убил?
- Не беспокойтесь, Зуев, на этот раз найдем, - сказал Коньков, вставая. - До новых приятных встреч! - и вышел.
13
"Злобишься да шипишь, - думал Коньков о Зуеве, выходя из чайной. - Ну, погоди, касатик... Я тебя еще успокою, ткну носом в твои шкодливые дела. И синяк на виске у Насти тобой посажен. Тобой, голубчик. И ты у меня не отвертишься..."
Первым делом он зашел к председателю райпотребсоюза, чтобы запретить вывоз отловленных птиц впредь до решения райисполкома и поразведать насчет заготовителей.
Плотный, упитанный Коркин в сапогах и диагоналевых галифе, с квадратными плечами, еще увеличенными ватными подкладками темно-синего кителя, стоял возле аквариума и кормил красновато-золотистых японских рыбок. Кабинет у него был просторный, с кожаным старинным диваном и двумя массивными креслами, множество стульев возле стен, огромный стол, обтянутый зеленым сукном, - хоть в бильярд играй на нем, и во весь кабинет индийский ковер, голубоватый, с красными павлинами.
- Здорово, Василий Федорович! - нарочито бодрым тоном приветствовал от порога его Коньков.
- Здорово, здорово!.. - Коркин медленно, как бы нехотя, подошел к нему, протянул свою короткую, как обрубленную, но увесистую ладонь и спросил, глядя исподлобья, не то с обидой, не то с укором: - Что ж ты наших птицеловов притесняешь?
- А ты об этом спроси председателя райисполкома или прокурора. Коньков только руками развел - я, мол, тут ни при чем.
- Спрашивал, - сухо ответил Коркин и нахмурился.
- Ну вот... Они распорядители, а я - простой исполнитель, обыкновенный гражданин участковый.
- Ну, чего мы тут стали? Давай к столу! - Коркин пошел первым, поскрипывая хромовыми сапогами.
Он сел за стол в вертящееся кресло, отчего плечи его поднялись еще выше и лысеющая круглая, как глобус, голова оперлась прямо на плечи.
Коньков сел на стул сбоку, и Коркин, точно каменный идол, повернул к нему все тело сразу. Его широкое красное лицо с белыми бровями было все еще сердитым.
- Между прочим, обыкновенный участковый занимается своими делами, сказал Коркин назидательно и даже палец поднял.
- А это все и есть мои дела. По обязанности.
- По какой это обязанности?
- По гражданской.
- И ко мне пришел по этой обязанности?
- Точно!
- Ну, говори!
- Птицеловов задержите до решения райисполкома. То есть не самих птицеловов, а грузовик с птицами.
- А если они не послушаются?
- Грузовик будет задержан, а птиц выпустим на волю.
- Но они же из края, из охотоуправления! - зашевелил бровями Коркин.