«Разве у нас не общие дела? Он пошел по своим и твоим делам к моим собратьям? Меня не взял… Плохо».
— Люди знают, что делают. Они не нуждаются в советах, — резко произнес Валерий.
«Так думают все люди?» — спросил осьминог. А через секунду: «Мне можно войти?»
«Отстал бы ты от меня!» — подумал Валерий, но дверь открыл. Он чувствовал сосущую боль в затылке, как будто его сейчас буравили, и не мог думать ни о чем другом, кроме как о Евге. Почему он задерживается? Не случилось бы чего… Валерию было сейчас не до осьминогов с их желаниями и интересами. В то же время он должен был помнить о присутствии Мудреца и не представлять ни на миг действия Евга, особенно того, что он хотел проникнуть в «инкубатор». Валерий попытался посмотреть на себя со стороны, оценить себя и свое поведение. Он подумал: «Что важнее: то, что происходит вокруг тебя, или отклик, который происходящее пробуждает в тебе? Ответ кажется очень простым: если для тебя, то важнее отклик, происходящий в тебе самом, а если для других?… Не торопись с выводами. И для других, если это не касается их непосредственно, важнее или во всяком случае интереснее, как ты откликаешься на события, а не сами события. Это кажется парадоксальным, но люди сплетничают о людях, а не о Везувии, не о Черном море и Тихом океане, не о Марсе и Млечном Пути…»
Очень легко выплыла аналогия: «А рыбы сплетничают не о людях, а о рыбах, даже когда сеть уже накрывает их…»
Валерию показалась подозрительной эта аналогия, ее появление, и он спросил у Мудреца:
— Это ты подумал о рыбах и сети?
«Люди всегда вмешиваются в чужие дела так, будто это их собственные?» — вопросом на вопрос ответил октопус.
— Что ты имеешь в виду?
«Второй пошел к моим собратьям, а ты недоволен, когда я спрашиваю о нем. Он пошел, не ожидая, пока его позовут. Он не советовался ни со мной, ни с ними потому, что люди не нуждаются в советах? Так?»
— Но люди — это люди. Что бы ты ни думал о них, они остаются такими, какими есть. С этим надо считаться.
«И осьминоги — это осьминоги».
— Ты хочешь сказать, что с вами тоже надо считаться? Но мы так и делаем… Мы не причиняем вам вреда, а только изучаем, чтобы общаться…
«И мы вас только изучаем… А ты злишься… Почему?»
Валерий бросил взгляд на часы. У Евга осталось кислорода на тридцать пять, нет, на тридцать четыре минуты! Что делать?
Отчетливо послышалось:
«Он не придет».
— Что с ним случилось? — закричал Валерий.
«Он не придет. Не жди. Он не нуждался в совете. Осьминоги не враги людям, но у нас есть свои тайны. Мы не хотим, чтобы вы знали все. Иначе станете нашими врагами».
— Он жив?
«Не знаю. Может быть, еще жив. Может быть, нет. Он не придет».
Решение появилось само собой. Валерий вытащил из кармана пистолет, с которым теперь не расставался. Скомандовал осьминогу:
— Уйди!
«А что собираешься делать ты?»
— Это не твое дело. Уходи в бассейн.
«Он тоже не послушался. Ты хочешь отправиться за ним? Ведь я согласен служить тебе. Вы любите это слово. Почему же…»
Валерий оттянул назад ствол пистолета. Нарочно представил, как пули пронижут тело осьминога. Он чувствовал давление и тяжесть в голове, но теперь мог справиться с ними, так как знал, откуда они исходят. Исчезла неизвестность, усугублявшая страх. Это было похоже на сеанс гипноза, когда испытуемый решил не поддаваться и гипнотизер ничего не может с ним поделать.
«Стоит только понять причину явления, и ты становишься сильнее. Понимание причин дает силу», - подумал Валерий. Осьминог протянул к нему щупальце, но не достал.
Щелкнул предохранитель пистолета.
— Если не уйдешь, я тебя уничтожу!
Он видел, как спрут вспыхнул радугой красок и начал белеть, приобретая окраску стен. Одновременно усилилось давление на мозг, завизжал «бурав», замололи «жернова», но Валерий знал, что справится с собой. И в тот момент, когда он приготовился нажать на спусковой крючок, услышал:
«Ухожу».
Валерий запер за спрутом дверь на засов и стал собираться в дорогу. Он слышал: «Не делай глупостей. Не ходи без меня. Может случиться непоправимое». Он не отвечал. Надо было бы отправить послание Славе, но времени не оставалось даже на то, чтобы написать записку. Каждая минута была на счету. У Евга оставалось кислорода на двадцать минут…
XVIII
Военный катер, подымая два сверкающих белых буруна, подошел к кораблю. Слава и Тукало вышли на палубу встречать гостей, о которых им сообщили по радио. Одним из них оказался Олег Жербицкий, вторым — незнакомый человек в клетчатом костюме. Олег представил его как Аркадия Филипповича, следователя. Аркадий Филиппович был чем-то похож на Тукало — то ли движениями, то ли скупой улыбкой, но отличался от него сухощавой фигурой. Слава внимательно наблюдал, как они знакомились.
— Пойдемте в каюту, потолкуем, — сказал Жербицкий.
— Что-нибудь случилось? — спросил Слава, и Олег даже губами дернул, досадуя на его легкомыслие, а Аркадий Филиппович окинул руководителя экспедиции внимательным и неодобрительным взглядом.
Однако на Славу это не возымело никакого воздействия. Его мысли были заняты другим, и, как только гости и встречающие оказались в каюте, он снова задал тот же вопрос.
— Извините, — сказал Аркадий Филиппович, — но сначала ответьте на мои вопросы. (Если бы Слава не был так занят своими тревожными мыслями, то уловил бы в его словах предостережение: «Вопросы здесь задаю я».) Последние двое суток вы не заметили ничего подозрительного в бухте?
— У нас прервалась связь с «колоколом». Правда, не двое, а четверо суток тому назад. Я думал, что они пришлют записку в «торпеде», но…
— Больше ничего?
— С нас хватит и этого, — зло сказал Слава. — Если бы не ваша радиограмма, батискаф был бы сейчас у «колокола».
— У вашего батискафа есть противорадиационная защита?
Славу удивило, как легко, ни разу не запнувшись, Аркадий Филиппович выговорил трудное слово. Даже в такую минуту мальчишество в Славе взяло верх, и он ответил:
— Противора… радиационной (подумал: «Все-таки разок споткнулся») защиты в нашем батискафе нет.
Аркадий Филиппович улыбнулся одними глазами:
— В таком случае вам придется отложить погружение.
— Это невозможно, — категорически сказал Слава. — В «колоколе» — мои товарищи.
«Эх, молод да зелен Вячеслав Борисович. Не научился распознавать, с кем и как следует говорить, — подумал Тукало не без удовольствия. — И такому поручают руководить экспедицией. Директор, видите ли, берет курс на выдвижение молодых…»
— Вы замеряли радиоактивность воды в бухте? — будто невзначай спросил Аркадий Филиппович.
— Замеряли. А что?
— Когда замеряли?
— Дней пять назад. В норме.
— А сейчас она в семь раз превышает норму.
— Да что вы? — испуганно воскликнул Никифор Арсентьевич.
— Почему? — спросил Слава.
— А вот это мы с вами и должны выяснить, — сказал Аркадий Филиппович. — Но предварительно я сообщу еще о некоторых событиях. С экспериментальной установки по опреснению морской воды исчезли два контейнера: один — с обогащенным ураном, второй — с отходами атомной электростанции. Следы повышенной радиоактивности привели нас к этой бухте. Здесь следы обрываются. Похоже, что оба контейнера находятся здесь, под водой, причем их стенки повреждены. Капитан третьего ранга Жербицкий сообщил мне еще об одном контейнере, обнаруженном вами и бесследно исчезнувшем…
— Выходит… — прошептал Слава.
— Еще ничего не выходит, — отрезал Аркадий Филиппович.
— Выходит, что надо немедленно идти за ними, — «закусил удила» Слава. Не глядя на Аркадия Филипповича и Жербицкого, он повернулся к Никифору Арсентьевичу:
— Готовьте батискаф, погружение через полчаса. Пойду я один.
Тукало вынул изо рта сигарету и посмотрел на следователя взглядом, говорившим: «Видите, какой он». Но Аркадий Филиппович почему-то не рассердился, придвинул пепельницу к Тукало, чтобы тот не уронил пепел на стол.