Если желаешь возыметь такую святость и вопрошаешь: как мне придти к ней? ибо я, увы, не нахожу в себе ничего подобного, ни даже малого следа всего того, о чём я здесь слышал; хотя я вижу и знаю людей сильных в деяниях и свершениях, людей с удивительным воздействием, но я, однако, не нахожу ничего из всех этих вещей в себе самом! — не приходи в беспокойство и заметь себе следующее:
В любви, которая и есть добрая воля, нужно принимать во внимание две вещи. Одна есть сущность самой любви, вторая же есть действие или выражение любви. Сущность любви есть величие любви, и она заключается в одной лишь воле; чем лучше, следовательно, воля, чем глубже и проникновеннее она, тем больше — таким образом — истинная любовь; она, однако, не может быть видима оком, не может быть распознана другими, она сокрыта глубоко в душе; поэтому Господь и дал нам заповедь не судить надменно нашего ближнего, ибо мы никогда не знаем о его внутреннем. Иное есть деяние, выражение любви, и оно иной раз величественно и великолепно, например, молитва, выражение внутренней радости и т.д. Сколь бы прекрасный вид не имели иной раз эти вещи, они всё же не всегда наилучшие и наипрекраснейшие, ибо не всегда в основе их лежит истинная любовь; эта радость, это ликование, эта сладость — вполне могут иметь источником одну лишь природу, а может случиться и так, что в игре, по Божьему попущению, будет замешан враг, и ты будешь обманут поддельной видимостью вместо сущности. Потому не считай всегда того, с кем происходят такие вещи, за счастливца, а тем более за святого; здесь нужно тщательно проверять не только то, действительно ли эти вещи исходят от Бога, но даже если они действительно от Бога, то знать также, что Он этими вещами желает вызвать в тех или иных душах, ибо они могут быть еще слабы, и Благий желает привлечь своих слабых чад, дабы они не отошли от пути добродетели, Он может желать приблизить их к Себе и дать им возрасти. Если Его отеческая любовь благотворно действует на них, и они сохраняют верность Ему в своей детской и невинной вере, то Он постепенно отводит от них подобные сладости. Но даже если допустить, что эти воспитанные в сладости пребывают верны Богу, то всё же остаётся вопрос, исходит ли эта верность от истинной любви; и даже если это так, то наше слово останется верным, если мы и теперь будем утверждать: всё это не есть ещё наилучшее! Если возникнет необходимость в деянии любви, которое ты должен оказать ближнему в его телесной или душевной нужде, то тебе также надлежит оставить в стороне нежные и сладкие утешения и делать то, чего требует любовь; и находись ты в столь высоком созерцании как Апостол Петр или Павел, и узнаешь о бедствии или болезни твоего ближнего, который именно сейчас нуждается в подкреплении, то будет несомненно лучше, если ты отойдешь от своего сладостного и спокойного созерцания и поспешишь к своему бедствующему брату служить ему в любви; ибо заповеди Господни не должны оставаться без исполнения, даже ради сколь угодно высокого иного упражнения, и Богу даже более угодно, чтобы ты оставил Его ради Его Самого и служил бы Его страждущим членам. Не думай, будто теряешь при этом нечто; то, что с верой в сердце оставишь ради него, то вновь возместит тебе Господь сторицею; ибо Сам Он сказал в Евангелии: «Всяк, иже оставит дом, или братию, или сестры, или отца, или матерь, или жену, или чада, или села, имене Моего ради, сторицею приимет и живот вечный наследит»\
1\. Эта стократная награда есть то блаженство, тот утешительный покой души, который ты ощутишь и который даст тебе Бог за то, что ты оставил во славу Его и из любви к Нему, и это божественное утешение будет стократ перевешивать то, которое ты имел ранее и которым ты обладал бы в одной лишь своей самости. Веруй твёрдо, что если ты иной раз тоскуешь по утешению Господа и по Его благостному присутствию, если ты желаешь, чтобы Господь и тебе дал ту радость, которой Он сподоблял радоваться тех или иных Своих друзей, и твоё стремление не получает удовлетворения, Господь отказывает в твоём прошении, и ты покорствуешь Его воле, борясь — во славу Его — с желанием твоего сердца, в смирении принимая определение Божие о себе и предоставляя всё Ему и Его благоволению: тогда Он гораздо вернее и истиннее подаст тебе то самое утешение, то самое Свое благодатное присутствие, нежели если бы ты воспринял его ранее в чувственности; ибо ведь в отречении от своеволия для верующего, истинно боголюбивого сердца скорее заключается блаженство и награда, чем в сохранённом в самости чувственном утешении! Разве не дано тебе найти и обрести всё, что относится к твоему временному и вечному блаженству, единственно и исключительно в твоём Боге? Ибо ведь терпеть Бога есть лучшее, нежели совершать деяния ради Бога! И если ты еще не вполне успокоен и убеждён в том, что по долгу любви жизнь и радость созерцания должны быть оставлены в стороне, то выслушай ещё и слова Апостола: «Я желал быть отлучен от Христа»\2\ Конечно же, Павел говорит здесь не об истинной любви Христа, как если бы она должна была быть отнята у него; он имеет в виду то чувственное, сладостное утешение, коего сподобил его Господь, его он хочет принести в жертву за братьев, и из любви к ним; быть отлученным от истинной любви Христа он не пожелал бы ни за какое благо в мире и ни на одно мгновение. Наконец, будь уверен, что подлинные друзья Бога никогда не остаются без божественного утешения, ибо Его воля есть их утешение; даёт ли Он им что Ему угодно, делает ли Он с ними то что Ему угодно и как Ему угодно, посылает ли Он им радость или страдания, их утешение в том, что они творят, претерпевают и принимают Его волю и тем самым признают её над собою.