Чернов вернулся на свое место и, отвернувшись к стене, закрыл глаза, пытаясь сжать в кулаки изуродованные пальцы. Ему предстоит, самая тяжёлая ночь, но он уже знает, что вступает в ее начало победителем.
- Я вернусь, - шепчет Чернов, возвращаясь в безумие голода и звериной жажды.
Холодный поток воды, пробудил его, вырвав из тяжёлого сна, переполненного образами и кошмарными видениями. На несколько мгновений, он совершенно забыл, где находится и нависший над ним силуэт проповедника Эракула, кажется совершенно незнакомым, до тех пор, пока Николай не слышит голос:
- Ты не притронулся к пище, значит твой дух намного сильней, чем я ожидал.
Чернов медленно сел, ощущая слабость. Он не ел уже много дней, вначале пробираясь через заснеженную пустыню, а затем, оказавшись в этой темнице. Как врач, он понимал, что сильно истощён, но при этом, сохранил чистоту разума, способного подавить любые лишения.
- Я человек, - прохрипел он и Эракул, присев рядом на корточки, посмотрел Николаю прямо в глаза.
- Твоя борьба восхищает. Но, понимаешь ли ты, что всё это тщетно. Придёт момент, когда ты не сможешь бороться.
Чернов хотел возразить, он знал, что будет бороться с жаждой до самого конца, пока не найдет способ побороть болезнь, название которой по-прежнему не знал. Одно было ясно, заразился он через кровь и теперь несколько отравленных капель, которые перешли к нему от Софии, распространяют по всему телу жуткую болезнь, медленно овладевающую всем его телом и разумом.
- Должно быть лекарство.
Николай, протянул к проповеднику почерневшие руки, пытаясь ухватиться за его одежды, но пальцы ещё не до конца слушались его. Эракул схватил их, сжал в своих ладонях, словно в дружеском приветствии.
- Его нет. Ты уже совсем другой и никогда не сможешь полноценно вернуться к людям. Твой мир изменился.
- Я хочу выйти на улицу.
Чернов смотрел на своего собеседника умоляющим взглядом и проповедник, подумав несколько секунд, сказал, поднимаясь на ноги:
- Пожалуй, я выполню твою просьбу. Сейчас день, а в это время суток ты бессилен. Жди.
Он развернулся и быстрым шагом покинул помещение, затем вернулся с молодым человеком, также облачённым в монашеские одежды. Они сняли с ноги Чернова оковы и, помогли переодеться в балахон, который принесли с собой. Огромный капюшон скрыл практически всё лицо Николая, погружая в тень, а длинный подол одеяния, доставал до пола, волочась по земле, во время ходьбы. Укрыв изувеченные руки в просторных рукавах, Чернов направился вслед за проповедником, ссутулившись и потеряв бывалую осанку человека, занимавшего высокое положение в обществе. Если бы его сейчас увидел кто-нибудь из друзей или коллег, то едва ли узнал бы. Исхудавшее лицо выглядело как череп обтянутый кожей с сильно запавшими глазами, обрамлёнными тёмными кругами. Его голос стал хриплым и напоминал старческий, в его интонации пропала былая прыть, а походка превратилась в медленное ковыляние.
Они поднялись по каменным ступеням винтовой лестницы вверх, и оказались в помещении, которое Чернов узнал сразу. Именно здесь на него, лишенного движения, подвешенного словно марионетка, тыкали своими пальцами десятки крестьян, выкрикивая проклятия. Зал, в котором Эракул проводил проповеди, был хорошо освещен солнечным светом, благодаря высоким окнам. Огромный крест на стене, сразу за алтарем, заставил Николая сбавить шаг. Он смотрел на пустующий крест, где центр пересечения двух прямых, окружали три круга, крайний из которых обладал по своему периметру лучами, напоминающими средневековое изображение солнца.
Заметив этот взгляд, Эракул остановился и, повернувшись к Чернову, сказал, сложив руки перед собой, словно преподаватель в семинарии:
- Здесь не та религия, к которой ты так привык в своем мире. Помимо привычных для тебя канонов и догм, коими вы упиваетесь с самого своего младенчества, не признавая более ничего, существуют еще другие верования, - он указал рукой в сторону алтаря, ставя его в пример своим словам.
- Язычество, - прохрипел Николай, отводя взгляд в сторону. Освещённое солнечным светом помещение представлялось ему тяжёлым для глаз зрелищем. Свет
причинял сильное беспокойство зрачкам и, если бы не тень от просторного капюшона, Чернов вряд ли бы смог пробыть здесь долгое время.
- Скорее вера, которая действительно спасает.
- Спасает? От кого?
Эракул, приблизился к Чернову достаточно близко, чтобы его тяжёлый взгляд оказался тем единственным, что мужчина мог видеть перед собой и ответил, спокойным голосом человека, которому предстояло объяснить ребенку, почему тот не прав.
- От таких, как ты. Чудовищ.