Работа с обездоленными и неустроенными полностью заполняла жизнь Якоба почти десять лет, но теперь она более не удовлетворяла его, по крайней мере так, как раньше. Он выложился, создавая трудовую коммуну в Булларен, но работа уже не заполняла пустоту, которую он отчетливо чувствовал в себе всю жизнь. Ему чего-то не хватало. Не хватало настолько сильно, что это неизвестное «что-то» его просто пугало. Он, Якоб, который так долго считал, что твердо стоит на ногах, чувствовал, что почва под ним колеблется, трескается и готова его поглотить, сожрать и отправить в ад и его тело, и его душу. Сколько раз с совершенным убеждением и искренностью он рассказывал другим и указывал на то, что колебания и сомнения — любимое орудие дьявола, и не знал, что настанет день, когда все это обрушится на него: и колебания, и сомнения.
Якоб поднялся, повернулся к парнишке спиной и встал у окна. Он выглянул наружу, окно выходило на море, но он его не видел. Сейчас он видел только свое отражение в стекле. Сильный, здоровый мужчина иронично усмехался, глядя на него. Коротко стриженные темные волосы — обычно его стригла дома Марита и делала это по-настоящему хорошо. Лицо правильной формы, черты отчетливые, можно сказать чувственные, но не женственные. Не дохляк, но атлетом тоже не назовешь. Практически любой мог бы, глядя на него, сказать только одно: нормального телосложения. Самой главной и примечательной чертой Якоба были глаза — насыщенного синего цвета. И его взгляд обладал если не уникальной, то редкой способностью: он казался мягким и добрым и одновременно пронизывал насквозь. Именно его глаза много раз помогали ему возвращать овец заблудших на путь истинный. Якоб это знал, и ему это нравилось.
Но не сегодня. Внутри его бушевали демоны и не давали сконцентрироваться. Наверное, лучше оставить проблему на потом и сказать этому мальчику, что он не хочет видеть его сейчас. Якоб перестал смотреть на свое отражение в стекле и перевел взгляд дальше на залив Буллар и лес, который простирался на десятки километров. Было так жарко, что он видел, как нагретый воздух дрожит над водой. Они купили эту большую усадьбу совсем дешево, потому что она находилась в полном упадке. Годами ею практически не занимались, и понадобилось много часов упорной общей работы, чтобы все поправить и привести в божеский вид. Ничего шикарного, конечно, но кругом порядок, все чисто и все как надо. Когда приезжали проверяющие и наблюдатели, им всегда нравились дом и красивая природа вокруг, и они все в один голос говорили о том, какое позитивное влияние такая обстановка оказывает на неблагополучных мальчиков и девочек. До сих пор у него не возникало никаких проблем, можно сказать, всегда полный аншлаг, и работа шла очень хорошо уже десять лет. Все шло хорошо, и все становилось плохо. Проблема была в его голове или, точнее сказать, в душе.
Может быть, он просто перетрудился, и каждодневное напряжение и усталость от повседневности занесли его куда не надо, в неверном направлении, во внутренний тупик. Он ни секунды не колебался, когда перед ним встал вопрос — взять ли сестру к себе домой. Кто, если не он, мог бы навести порядок в ее взбаламученных мозгах и поумерить ее бунтарский дух. Но оказалось, что в их психологическом поединке скорее она брала верх. И ее «я» и эго становились сильнее день ото дня. Его это раздражало, и от этого постоянного недовольства и раздражения колебался сам фундамент его существования. Иногда он непроизвольно сжимал кулаки и думал, что она тупая, ограниченная девица, которая заслуживает только того, чтобы семья от нее отказалась, но это было бы не по-христиански, не по-христиански даже думать так. И каждый раз, после того как ему в голову приходили эти мысли, Якоб часами размышлял, корил себя и истово пытался обрести силу, читая Библию.
Глядя на него со стороны, можно было подумать: скала, само воплощение надежности и уверенности. Якоб знал, что люди, окружавшие его, нуждаются в таком представлении, они рассчитывают опереться на него. Хотя на самом деле в душе он верил, что не мог дать им такую картину себя самого. Да, он победил болезнь, но, похоже, эта борьба опустошила его, и он бился теперь за то, чтобы не проиграть и не потерять контроль. Он отчаянно пытался сохранить фасад и тратил на это последние силы, но пропасть разверзалась все шире и приближалась с ураганной быстротой. Он вновь подумал об ироничности происходящего, о круге, который спустя столько лет, похоже, замкнется. Он усомнился. Сомнение длилось недолго, всего лишь мгновение, но за это мгновение оно успело пробить маленькую-маленькую трещину в той конструкции, которая удерживала и стягивала вместе фрагменты его существования. И эта трещина становилась все длиннее.