– Ну, может быть. Где-то, год назад, у меня на допросе был один интересный старичок, причём русский. Мы как раз обсуждали с ним эту тему. Он мне целую лекцию прочёл о моих соплеменниках. Я запомнил главный его довод в различиях. Из истории мы знаем, что была российская территория, так называемая «Киевская Русь» – малороссы.
В знак согласия, секретарь кивнула.
– И от коренной «Руси Московской» этот край уже тогда отличался более высокой, как бы это сказать… нравственностью, что ли. Малоросс и в те времена боялся всякого обмана, боялся и «жида», и москаля, хотя «жида» малоросс боялся меньше, чем москаля. Почему? – спросил я старика. Тот ответил: – Москаля хохол иначе себе и не представлял, как обманщика, как предприимчивого, пронырливого и ловкого человека, с которым человек тихого малороссийского характера никак не может справиться. Потому хохлы из-за страха обманутым быть такие и не сговорчивые.
– Ну, уж прямо таки, все обманщики, как вы говорите, – москали.
– Вот и я так возразил старику. А тот, как-то печально улыбнулся, и со вздохом, ответил: – Не мои это слова, молодой человек, – писателя одного, Лескова38, коль такого знаете. А что, есть доля правды в этих словах, есть – чего скрывать. На окраинах люди честнее и человечней, я бы сказал.
– Может быть, потому и идут аресты в столице всех подряд, в том числе и евреев, как считаете, Семён?
– Нам трудно считать, Аделаида Феропонтовна, для этого есть… – Семён поднял палец вверх, – кому считать.
Разговор затих, секретарь стала пересматривать документы на своём столе. Время тянулось медленно.
– Что-то долго там совещаются начальники, – зевая, произнёс Гершель.
Аделаида развела руки и сочувственно произнесла: – Ждите, Семён, ждите.
Комиссар госбезопасности 1-ого ранга Леонид Заковский с пустым стаканом в руке стоял у окна.
В руководство НКВД СССР Леонид Михайлович пришёл совсем недавно – сразу после Нового года. В январе 1938 года, согласно приказу народного комиссара Ежова, он стал его заместителем и одновременно начальником Московского управления НКВД.
Назначенец сумел развить на новом месте бешенную активность. Буквально за прошедшие первые два месяца он успел арестовать в Москве двенадцать с половиной тысяч человек. Причём, чтобы не снижать показатели его починённые аресты часто проводили раскрыв телефонную книгу, выискивая в ней фамилии людей похожих на польские, болгарские, латышские, а последнее время, и на еврейские…
Судя по красным, видимо от бессонной ночи, припухшим векам, мешкам под глазами и одутловатому лицу, выглядел хозяин кабинета сегодня, прямо скажем, неблестяще. Чего нельзя сказать о его одежде обильно наодеколоненной вошедшим в моду одеколоном «Шипр». Его суконные брюки-галифе, тщательно отглаженная гимнастерка с широкими шпалами на рукавах и перехваченная широким армейским ремнём, прекрасно сидела на его чуть-чуть полноватой фигуре. Грудь комиссара украшали слегка потускневшие ордена Красного Знамени и Красной Звезды. Зато блестел недавно полученный им орден Ленина и юбилейная медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии».
Возле рабочего стола, выставив впереди себя ноги в начищенных до блеска сапогах, на стуле сидел начальник одного из отделений Главного управления, старший майор госбезопасности39 Цесарский, знакомый хозяина кабинета ещё по Ленинграду при расследовании убийства вожака ленинградских коммунистов Кирова. Грудь начальника отдела тоже не выглядела сиротливо: на ней красовались ордена Ленина, Красной Звезды и знак «Почётный работник ВЧК-ГПУ».
Майор только что опустошил стакан воды, и теперь вздыхая, потирал виски.
Небольшого роста брюнет с густой шевелюрой и высоким открытым лбом, в сочетании с тёмными усами, пушистыми бровями и небольшой благообразной бородкой, делали старшего майора похожим на добродушного директора гимназии, – той ещё – до революции. Однако, вид сотрудника госбезопасности был обманчив. В чём убеждались многие арестованные по его ведомству, раскрыв душу «хорошему, доброму» начальнику.
– Погуляли мы вчера с вами, Леонид Михайлович, отменно! Уф… Долго буду помнить ваши сорок четыре!
Майор вытащил платок и протёр лоб. – Что ж так мерзко-то. Водка мягкая, закуска жирная, девочки ласковые… А настроение по погоде – мерзкое. Полграфина опустошил, а организму всё мало, ещё требует.
– Никогда не бывает так плохо, чтобы не было ещё хуже, – ехидно успокоил коллегу хозяин кабинета.
После выпитой воды сухость во рту прошла, немного полегчало, язык хоть как-то стал ворочаться во рту. Стоя у открытой форточки, комиссар хмуро разглядывал площадь.