Наташа пожала плечами. Она видела, что старушка оживилась, воспоминания прошлой жизни её взбодрило.
– Как же? – удивилась Мария Николаевна. – Он же потом президентом Америки был. Я ему даже письмо как-то написала. Не ответил…
Старушка на несколько секунд замолчала. – Гувер, душка! Мужчина высокий, обходительный, не старый совсем был. Десятого августа него день рождение, как сейчас помню. В двадцать втором, здесь в Москве, мы ему сорок восемь лет справили…
Чувствуя, что старушку уносит в подробности, а это надолго, Наташа вежливо спросила: – И много продуктов привезла ваша контора?
Мария Николаевна встрепенулась. – Много, не то слово, Наташенька. Голод тогда охватил более трёх десятков губерний в России. Кстати, и Крым тоже. Десятки миллионов тогда голодали. Тысячи поумерали… Страшно было…
– И что – всё бесплатно привозили иностранцы?
– Ну, этого я не знаю, знаю только, что сам Ленин разговаривал с Гувером, и Владимир Ильич весьма остался недовольным этой акцией.
– ?!..
– Американцы условие Ленину поставили. Мол, мы вам продукты и медикаменты, а вы даёте нам полную самостоятельность и выпускаете из своих тюрем всех американцев.
Наташу поразила речь старой женщины. Рассказывая о былых временах, она по-старушечьи уже не шамкала, фразы произносила членораздельно, не путаясь с мыслями.
«Ох уж эти старики», – уважительно подумала она.
– Ленин поначалу-то возмутился по поводу самостоятельности, но потом отошёл. А куда ему деваться, раз натворил в России столько дел! Кормить-то советских людей надо, коль сам не может. Ну вот! Американский Конгресс дал России много долларов. Кажется, около двадцати миллионов. Уж не знаю в кредит или безвозмездно, врать не буду. Плюс частные пожертвования американских граждан, в основном евреев. А ещё я переводила документы на продажу русского золота. Тоже сумма не маленькая, дай бог памяти, около одиннадцати миллионов рублей. В общем, американцы кормили советских людей, брошенных советской властью. И что, милочка, интересно! Помню, к середине 1922 года сообщения о голодных смертях к нам, практически, перестали поступать.
Наташа слушала внимательно, не забывая бросать взгляды на сына. А тот уже построил несколько пирамидок и начинал строить к ним ограждение из веточек.
– И ты думаешь, Наташенька, власти нам – советским сотрудникам, сказали спасибо? Нквэдэшники, или как их там тогда называли, не сводили с нас глаз. Всё искали элементы шпионажа, а ещё подозревали американцев, что те в Россию завозят залежалый товар, который им девать некуда. Ужас, какой? А хоть и так? Вам-то, что? Ничегошеньки же в стране нет. Трутни они на теле народа, я вам так скажу.
Последняя фраза бабульки Наташу покоробила. Муж совсем не такой – какой же он трутень? Сутками на работе. И она возразила.
– Не согласна я с вами, Мария Николаевна. Нет – не согласна, вовсе. Многие, вот, как и мой муж, всё время на работе. Он у меня сотрудник НКВД, – всё же призналась она.
Старушка испуганно взглянула на молодую женщину и непроизвольно слегка отодвинулась от неё.
– Сколько врагов в стране, а ведь каждого подозреваемого нужно «вычислить», оформить документы на его арест, затем арестовать, потом провести обыск, отвезти в тюрьму. Огромная работа. Какие уж они трутни?
– И это не всё, – с иронией продолжила речь молодой женщины старушка. – А ещё ж приговор привести в исполнение – расстрелять, после чего – похоронить. Сплошные заботы и хлопоты…
В это время захныкал Мишка: устал сидеть на корточках. Он поднялся, ногой разбросал свои строения, и заканючил: – Мам, домой хосю. Кусать хосю…
Не заметив иронии, чтобы как-то успокоить несчастную старушку, Наташа участливо произнесла: – Ну, вот видите, вы и сами знаете. Но, что было, то было, Мария Николаевна. Не забудьте, всё-таки, сходить к новому начальнику. Авось разберутся с вашим сыном, отпустят, если не виновен.
Но в её голосе совсем не было уверенности. Старушка это почувствовала. Опять вздохнула и с трудом поднялась со скамейки. – Дай бы Бог! Может и вправду всё обойдётся.
Погладив ребёнка по головке, она медленно побрела вдоль набережной
Через несколько шагов она неожиданно обернулась.
– Ничего не обойдётся в этой стране, милая. Нет, и не надейтесь! Так и будем гадить друг другу! И при этом трещать на всех углах о любви народа к власти. А её нет, – страх один! Господи, как же мы себя не любим и не уважаем!
Старушка трижды перекрестилась. – Прощайте, милая. Соколику своему – супругу, посоветуйте больше дома находиться, польза обоюдная: и стране, и семье.