Верховный молчал, он был задумчив и хмур. И было от чего…
Поездка не заладилась сразу. После выхода состава из Москвы вечером 22 ноября, на одной из станций – ночью, во время кратковременной остановки в тендер пробрались трое неизвестных. Оказалось, сбежавшие уголовники решили таким образом добраться до Баку.
Вспоминая это, Сталин даже усмехнулся. «Не повезло им». Дальше больше… То паровоз ломался, то колёсные подшипники на вагонах плавились, то рельсы от низкой температуры лопались… А тут ещё после Саратова из-за гололёда нарушилась закрытая телефонная ВЧ-связь…
Совсем стемнело. Сталин продолжал смотреть в окно.
«Лаврентий разбёрётся, конечно. Своё дело знает… – размышлял Сталин. – Дальше Баку… Там самолёт… И Тегеран… Надеюсь, Берия там всё предусмотрел», и тихо произнёс: – Нужен второй фронт.
В звуконепроницаемом салоне было тихо и жарко. Едва слышно урчал вытяжной вентилятор. Окна, кроме одного, подле которого стоял Сталин, были задрапированы плотными шторами. Настенные, двух рожковые светильники мягко освещали пространство вагона – Иосиф Виссарионович не любил яркого света.
Сталин расстегнул верхнюю пуговицу френча, затем, не спеша задёрнув штору, сел за стол, намертво привинченный к полу.
За столо, боясь нарушить размышления Верховного, сидели Молотов и Ворошилов – члены делегации, направляющейся в Тегеран для переговоров с президентом США и премьер-министром Великобритании. В салоне также находился, не рискнувший сесть за общий стол, генерал Штеменко74.
Боясь лишний раз пошевелиться, генерал мучительно повторял про себя текст последней фронтовой сводки, мысленно сверяя её с картой, что лежала рядом с ним.
Услышав фразу Хозяина75 о Втором фронте, присутствующие насторожились. Однако, Сталин, садясь за стол, тему не стал развивать, и подчинённые успокоились.
На столе, вдоль которого стояли стулья с высокими спинками сверху затянутые белыми чехлами, лежали папки с документами и поверх, блестя глянцевой обложкой, американский журнал «Time», январского, 1943 года выпуска. На красочной обложке журнала фотография – «Человек года – Сталин».
Блеснувший яркой обложкой журнал привлёк внимание Верховного. Он взял его и раскрыл на помеченной им ранее странице.
В полной тишине, нарушаемой только едва слышимым перестуком колёс, Сталин углубился в чтение статьи, посвящённой ему – Сталину. На абзаце со словами «…только Иосиф Сталин в точности знает, как близко Россия подошла к поражению в 1942-м. И только Иосифу Сталину достоверно известно, что ему пришлось сделать, чтобы Россия это преодолела…», он с раздражением закрыл журнал, и тихо прошептал: – Писаки…
На противоположной от него стене, над широким диваном, висело большое зеркало. Сталин машинально взглянул на своё отражение. Бледный вид, лицо в мелких оспинках, ему не понравились. «Хм… Года – не красят…», – и тяжело вздохнул.
– Клим, – отодвигая от себя журнал, глухим голосом произнёс Сталин, – ловкий тот малый, что мне руку успел подставить.
Видевший неловкость Сталина при посадке в вагон, Ворошилов ответил коротко: – Стараемся, товарищ Сталин.
– Ну-ну.
Затем Иосиф Виссарионович бросил взгляд на Молотова. – Что-то я не заметил переводчика Бережкова.
– Он будет к сроку. Прилетит в Тегеран отдельным самолётом, товарищ Сталин, – ответил Молотов.
– Ну-ну, – опять пробурчал Верховный. Затем добавил: – До ужина далеко. Чаю?!..
Молотов и Ворошилов с готовностью кивнули. Штеменко слегка скривился. Сталин усмехнулся.
– Товарищ Штеменко – кофе предпочитаете?.. Тоже неплохой напиток, не стесняйтесь.
– Так точно, товарищ Сталин, – смутившись, поспешно ответил генерал, вскочив со стула.
– Сидите, сидите.
Верховный нажал на кнопку, укреплённую сбоку стола. Через несколько секунд с мягкой улыбкой вошла симпатичная девушка в белоснежном фартуке. – Слушаю, Иосиф Виссарионович. И Молотов и Ворошилов не удержались – расплылись в загадочной улыбке.
– Чаю нам принеси. А этому застенчивому генералу… – Сталин показал на Штеменко, – кофе.
Затем, он не спеша покопался в карманах, достал из одного спички, из другого пачку папирос «Герцоговина Флор». Привычно выбил из двух папирос табак в трубку, слегка утрамбовал пальцем, и раскурил её.
– Коба76, врачи же запретили трубку. Папиросы рекомендовали, – прошептал тихо Ворошилов. Сталин отмахнулся.
Тонкий аромат табака моментально распространился по всему помещению. Затянувшись, словно размышляя, Сталин произнёс: