– Что же мне теперь – увольняться? – грустно спросила расстроенная Дарья.
– Если ты уволишься, уйду и я, – пообещала Шура Павловна.
– Девочки, успокойтесь, – строго сказала Жанна Романовна, держа в пальцах сигарету; перехватила взгляд Дарьи, поморщилась. – Заставил вот, мерзавец, закурить. Будем разбираться вместе, я вас понимаю. У него большие связи, но и я поговорю кое с кем, проясню ситуацию. В садике таких детей много, и что же – после скандалов с родителями каждый раз менять воспитателей? Пусть переводят сына в другой детсад.
Дарья воспряла духом и до конца дня работала с хорошим настроением, не отвлекаясь на Кешу больше, чем требовали обстоятельства.
Однако Яковенко-старший не забыл «принять адекватные меры», и девушку ждало самое тяжёлое испытание в жизни, которое она даже представить не могла.
Несмотря на то что семья Дарьи не бедствовала, машины у них не было, и домой она в большинстве случаев шла пешком; дорога от детсада до дома занимала всего полчаса. Так она поступила и в этот вечер.
Быстро стемнело. На улицах зажглись фонари. С неба посыпалась снежная пороша, затягивая всё вокруг тающей волшебной пеленой. Фонари оделись в красивые сферические ореолы, то сужавшиеся, то увеличивающиеся в размерах в зависимости от густоты снегопада.
Дарья невольно замедлила шаги, заворожённая до мистического состояния восхитительной картиной.
Она уже свернула с Васильевской на улицу Калинина, в конце которой, на берегу Каменки, стоял новый двенадцатиэтажный дом, где она жила. Слева стал виден Васильевский монастырь, справа, за домами, прятались знаменитые земляные валы, с которых зимой открывался вид на пойму Каменки, заречные слободки и ансамбли монастырей. Дарья не раз гуляла летом с подругами в старинной части города, проникаясь «сакральными ароматами веков», и ей очень нравились эти места.