Айниэль медленно подняла руки, зажимая лепестки пальцами. В неверном свете лжецветка предплечья и кисти казалались призрачными. Она собрала все лепестки обратно в бутон – пальцы гудели от электрического напряжения – и внятно выговорила затверженную формулу отрицания (хорошо, как хорошо, что препод по безопасности так гонял их по этим древним формулам, заставляя из раза в раз повторять их наизусть. Спасибо, спасибо тебе, вредный старикашка Лаванда). Лжецветок незамедлительно осыпался звездчатыми искрами, а девушка обеими ладонями припечатала тонкий блин следующего заклятия.
Снова формула отрицания. Пласт истаял, оставляя слабый гнилостный запах.
Айниэль почувствовала, как ноги вдруг ослабли от того, что вместе с заклятьем уходила ее сила, как разжижалось и снова ускорялось время.
Под ногами почва стала зыбкой, неверной. Воздух остыл. Ее дыхание неспешным белым облачком заклубилось у лица.
Теперь формулу надо сопроводить синхронным движением рук «голубка ныряет». Почти… почти… так ли она сложила пальцы? Все правильно, все правильно, умничка Айниэль, ничего не бойся, ты ведь сдавала это все Лаванде, и он… что он сказал?
Никогда не останавливайся, пока дезактивируешь слои.
Ребрами ладоней она ограничивает расползающийся третий пласт заклятья, вздрогнув от крика позади. Кто-то ругается. Зовет ее.
Не останавливайся.
Айниэль произносит последнюю формулу, и одновременно с тем, как последний слой тает, из центра его бьет тугой импульс, прямо в грудь, а под ногами неожиданно – ничего.
Тьма.
Не успев даже охнуть, она падает вниз, в бесконечно бездонно безмерно черную пропасть.
Нет воздуха, нет звука. Бьется в ушах кровь оглушающим гулом.
Это вот так ветер погубит меня? Вот так ждут мертвые камни? А я-то дура, думала, что все не страшно…
Чьи-то жесткие, горячие руки хватают ее за локти, выворачивая и вытягивая, так что она вскрикивает от боли. Горький запах моря и полыни.
Тьма отступает.
***
В принципе, уныло думал Артур, шагая от реставрационной в небольшую рощицу пыльных вишен, в которой он привык проводить обеденное время. В принципе, она ведь могла быть влюблена в кого-то. Он же не спросил. Может, у нее парень.
Не то, чтобы его это сильно волновало.
Нет, вранье. Задевало, и еще как. Хотелось бы знать, кто он и послать его подальше. Ноги еще переломать, на добрую-то дорожку.
Эх. От женщин этих морока одна, трата сил и нервов.
В вишнях он прятался, чтобы не сильно светить отсутствием обеда. Да и поздних вишен можно было насобирать немного и плеваться косточками. До ужина дотянет, а там к кому-нибудь можно напроситься.
Возвращаясь назад, он обнаружил всех археологов сидящими почему-то в канаве рядом с дорогой.
– Что-то наши интересное? – с притворной вежливостью спросил он, но всякая веселость слетела, едва они наперебой не объяснили ему, что произошло.
Уже не слыша, как они, оправдываясь, объясняли, что искали его, Артур стремглав летел к низенькому кирпичному зданию реставрационной.
Приближаясь, чувствовал и темную опасную ауру артефакта, и отзвуки действий Айниэль. За стеной – мертвенная гниль откатов, набирающих силу.
Ну, может кто другой испугался бы. Артур прыжками одолел последние метры по внутреннему дворику до входа в помещение. Воздух дрожал, и в нем трепетали очертания окружающего.
Артур укрылся парой щитов, сплетенных на ходу, в руке держа наготове небольшое плетение – «электрический скат».
А «Кугал-Верный дозорный» уже схлопнулся, напоследок выпустив импульс последнего, самого мощного отката.
На взгляд обычного человека, Айниэль просто стояла, оперевшись на стол руками и покачиваясь, но Артур чувствовал и черную пасть пропасти под ней и почти погасшую ауру девушки. Он швырнул накачанный силой до предела «скат» ей под ноги, наполняя ближайшие пределы оглушающим треском электрических разрядов, а сам за локти оттащил ее в сторону. Девушка была неимоверно тяжелой, словно статуя из чугуна. Пасть схлопнется на «скате», но жертву свою уже не получит.
Успел.
Вокруг все так же как было, и черепки, и коробки, и стол с разложенным на нем кладом. А ей казалось, что все вокруг гудело и переворачивалось от бушующей в ее мысленном видении бури.
Так же как было – только покрыто слоем черной копоти. Особенно потолок над тем местом, где она стояла.
– Твою ж мать, – сипло сказал Артур. – Ну ты даешь. Прямо нельзя тебя одну оставлять.