Джек вздохнул и сел на скамейку. Поежился.
– Дерьмо, ну и холод.
Энца всхлипывала, растирая лицо рукавом черной кофты, Джек молчал, глядя сквозь ветви на серое небо.
– Забавно, что все тут настолько похожее, – сказал он, – даже всякие цветы, деревья, названия. А созвездия другие.
– Тупые созвездия, – сопя, отозвалась Энца.
– Это у тебя, видимо, подростковый кризис, – неодобрительно заметил Джек.
– Я не подросток, – ответила Энца. Она уже не плакала, только шмыгала покрасневшим носом.
Обхватив себя руками, она исподлобья поглядела на Джека. Тот пожал плечами в ответ.
– А чего ты ждала? Не мое это совсем, – пробурчал Джек. – Мне не нравится утешать и успокаивать.
Энца замерла и сжалась.
А потом сделала свои выводы, и Джек с интересом наблюдал за ее лицом, на котором как всегда друг за другом летели разнообразные эмоции.
– А я все время ною, – с ужасом сказала она, – и ведь я не подумала, что тебе тоже плохо. Тебе плохо, да?
– Но-но, – опасливо сказал Джек, – вот только давай без этого, ладно?
Но Энца его не слушала. В порыве раскаяния и сочувствия она подошла ближе и схватила упирающегося Джека за голову и обняла, прижав лицом к своей груди. Джек сначала поворчал, но почти сразу перестал отбиваться и обмяк.
– Ты прав, Джек, – пытаясь казаться уверенной, говорила Энца, – все могло быть хуже. Мы могли вообще умереть. А нам дали второй шанс. Пусть тут тяжело, пусть никого нет, но ведь… но ведь… Джек, я не знаю, что «ведь»…
– Придумай что-нибудь, – невнятно отозвался тот.
Энца подумала, покусывая губу. От неудобной позы начала затекать нога, которой она упиралась в край скамейки.
– Можно вообразить, что мы просто переехали в другую страну. Ведь если бы мы, к примеру, переехали, то тоже получилось бы, что мы одни и вокруг все чужое.
– Ну, вот видишь, – сказал он. – Ты и сама все прекрасно умеешь. А по поводу тестов прекрати нервничать. Ты же отличницей была. Зазубришь и это, велика беда.
***
В начале марта Борису дали предварительное разрешение на использование комплекса в седьмом корпусе.
Энце стало некогда грустить, а Джеку ворчать. В перерывах между подготовкой к тестированию они мыли и разгребали лаборатории, заброшенные на несколько лет. Формально те считались законсервированными, но по сути их просто оставили в беспорядке и разрухе. Сергей помогал им и Борису, который обивал все пороги, чтобы собрать спонсирование.
Тот мартовский день, когда они впервые открыли двери запертого блока седьмого корпуса, запомнился Энце больше всех остальных. Больше, чем напряженные дни тестирования, ожидания результатов. Больше дней, когда вывесили результаты тестов, и Энца от нервов никак не могла найти себя в списке – потому что еще не привыкла к новому имени.
Замок заржавел и поддавался с трудом. Борис чертыхался, дергая ключ. Он непременно хотел быть первым, именно тем, кто откроет замок, поэтому яростно огрызался в ответ на предложения помощи.
Толстые двустворчатые двери были сделаны из стали, потемневшей и покрытой невнятными надписями облупившейся краской. Над замком была наклеена бумажная лента с чернильной печатью и чьей-то подписью, под замком в тяжелых скобах лежал засов.
Пыхтя, Борис провернул-таки ключ, но засов застрял намертво. Джек посмотрел немного, как Борис дергает его, и ушел курить.
– А давайте я его разрежу, – сказала Энца спустя пару минут.
– Она может, – оживился Сергей, который скучал рядом. В отличие от Джека уходить на перекур он боялся.
– Вандалы, – проворчал Борис. – Дикие люди. Для решения проблем нужно голову использовать, а не… то, что вы используете. Тут достаточно полить маслом, и выскочит.
Некоторое время они молчали, потом Сергей заметил:
– Но масла-то у вас нет, Борис Павлыч.
Борис только расстроенно махнул рукой.
Энца шагнула вперед и легко разрезала засов, стараясь попасть точно в линию между створками.
Все еще ворча, Борис открыл двери и совсем не торжественно чихнул, подняв клубы пыли.
Энца шагнула внутрь сразу вслед за ним.
– Ух ты, – невольно сказала она. – Как в кино.
Двери вели в большой зал, высотой в два этажа. Поверху его опоясывала галерея. Вдоль стен стояли затянутые серой тканью ящики и столы с компьютерами. Устаревшие выпуклые мониторы были покрыты пылью. На полу, под обрывками бумаги и мусором, был сложный узор из полос и кругов. Несколько дверей в разных концах зала открывались в другие помещения, заваленные списанной техникой, кипами бумаг и картонными коробками, из которых высыпались дискеты, инструменты, провода и тряпки.