Говорят о чем придется, о практике, книгах, учебе, сокурсниках, море, кино. Вообще обо всем, пока впереди не показывается освещенная желтым фонарем веранда, полная хохочущих студентов, стука кружек и гитарных переборов.
Наверно из-за этой дороги ей иногда кажется, что Артур – немножко ее. Глупая мысль, но искоренить ее трудно. Она злится не на себя, а на него – почему он так позволяет ей думать?
***
Больше всего Артур страдал от голода. Есть хотелось практически постоянно. Циничный Нау предложил ему "познакомиться поближе" с какой-нибудь студенточкой, из тех, кто любит готовить. Артур не без колебаний отверг эту идею, как не соответствующую его кодексу чести, но друг новых идей не предложил, да и беседу продолжать не стал, вернувшись к своим выкладкам. Жаль. Артур надеялся на его ясный ум.
Многие приехали со своей едой, и три пузатых холодильника на общей кухне неизменно притягивали взгляд Артура. Пироги, фрукты, сыр, вареная колбаса, хлеб, хрусткие огурцы и сочные помидоры…
Как раз накануне отъезда отчим пришел домой сильно поддатый, и Артур едва не подрался с ним. Посмотрев, как мужчина, придерживаясь стены, идет по коридору на кухню, Артур презрительно бросил, что он так и знал: клятвенное обещание больше не напиваться было просто "туфтой". Слово за слово, и вскоре оскорбленный до глубины души отчим – оскорбленный, потому что терпеть не мог, когда ему на ошибки указывали, – собирался как в старые времена отходить его ремнем. Тут пришла мать.
Досталось обоим: и отчиму, и Артуру. Первому за пьянство, второму за хамство. В запале мать позабыла обо всем, включая отъезд сына и то, что его необходимо было как-то собрать в дорогу. Отчим помнил, у него была завидная память, несмотря на пристрастие к алкоголю, но, все еще обиженный на пасынка, он промолчал.
Артур не знал: мать потом спохватилась, уже на работе, но поделать ничего не могла. Переживала весь день.
Правда, уходя на работу, отчим, который на самом деле был хорошим мужиком, по трезвости-то, в качестве извинения оставил деньги на тумбочке. Придавил их тяжелой синей вазой, и записку сверху оставил. «На жратву».
Артур деньги не взял – из гордости. Но, принимая извинения, отписался ниже: «Спсб, у меня есть».
Поэтому он остался без еды, с сумкой, беспорядочно набитой случайной одеждой, и с очень тощим кошельком. «Гордая зараза», – говорил Нау и подкармливал всю дорогу, а потом и у него домашнее закончилось. За работой над расчетами Нау спокойно перебивался от завтрака до ужина.
Артур так не мог. Мышиные порции просто раздражали аппетит, от зеленых слив болел желудок, так что вскоре Артур решился на нехорошее дело.
Эта ночь, однако, оказалась, весьма неудачной. Было полнолуние, и кухня была освещена мягким белым светом. Луна, как известно, не друг ночному вору.
Вздыхая, Артур приступил к осмотру первого холодильника, но, протянув руку к дверце, заметил шевеление в нише между холодильниками.
Кошка, что ли, забралась?
Он сунулся посмотреть, но из темноты на него сверкнули злые глаза и кто-то прошептал: «Иди отсюда, чего пялишься».
Артур хмыкнул:
– И чего ты там делаешь?
– Уходи, – сердито ответили ему из темноты. – Мешаешь.
– Даже так?
Молодой человек развеселился, почувствовав на смутной тени неумелое плетение, скрывающее ауру. Он нащупал ее плечо и потянул на себя. В принципе, ему и не нужно было читать ауру: эти сердитые глаза, возмущенный голос…
В это время на лестнице послышались шаги. Айниэль резво втянула его к себе, а, когда он попытался что-то сказать, крепко обхватила его челюсть рукой и строго зашипела.
– Чего ты тут сидишь? – снова спросил он, едва она опустила руку.
– Караулю, – серьезно отозвалась Айниэль. – Какая-то скотина у меня пирожки таскает по ночам.
Артур поперхнулся:
– Так этот большущий пакет с пирожками твой?
Айниэль сузила глаза, по-видимому, сразу зачислив его в список подозреваемых.
– Да нет, нет, что ты сразу так смотришь… я их краем глаза видел. Просто там так много их, откуда ты знаешь, что их стало меньше?
– Я их пересчитываю. Да и узелок на пакете завязан не так, как я завязываю.
– Пересчитываешь?.. Пирожки?..
– Что-то не так? – с вызовом спросила Айниэль.
– Да не, подумаешь… ничего странного. Ладно, ты карауль, а я дальше пошел, спать вообще-то хочется…