Тут епископ по-настоящему рассердился от наглости такой: простой монах, а сравнивает себя с апостолом Павлом!.. Не сдержался, ударил монаха троекратрно и так закричал: «Сия твоя книга написана под смертною казнию!» Но и это не образумило упрямца.
Вздохнул епископ, сплюнул, чертыхнулся сгоряча, перекрестился, вспомнил об указе от 19 октября 1762 года, который за подобные писания предусматривал расстриг из монахов и заключение под стражу. Но тут же всплыло в голове епископа, что «темна вода во облацех», кто его знает, этого пророка.
Крамольную книгу уничтожить собственноручно епископ не решился – ведь были в ней описаны «различные царские секреты». Вдруг и впрямь ему что-то тайное ведомо, все же пророчествовал не кому-то, самой императрице…
А далее собственной волей расстриг крамольного монаха, чтобы, не дай бог, не навлечь на себя лишнюю ответственность, проблемы и хлопоты.
Епископ Костромской и Галицкий ответственности не любил, потому сплавил упрямого пророка с рук на руки губернатору: отослал книгу вместе с ее автором в губернское правление. То есть сделал так, чтобы в дальнейшем этим еретическим делом занимались не церковные, а светские власти. Так попал Авель в костромской острог. И сам губернатор, прочтя книгу, в которой содержались «царские имена и царские секреты», пожелал поговорить с бедным монахом, пытаясь выведать, откуда знает он дату смерти царицы и то, что «и смерть ей приключится скоропостижная»…
Из острога под строгим конвоем, «чтобы по дороге речами неразумными и предсказаниями бредовыми людей не смущал», отправили самозваного предсказателя в Петербург.
Тайная экспедиция в Петербурге мгновенно заинтересовалась крамольными книгами и самим «предсказателем». Суть дела доложили графу Самойлову, генерал-прокурору. Насколько важной была вся информация, касавшаяся коронованных особ, следует из того, что граф сам прибыл в Тайную экспедицию, долго беседовал с провидцем, порешил было, что перед ним юродивый. Беседовал с Авелем на «на высоких тонах», ударил по лицу, кричал на него: «Как ты, злая глава, смел писать такие слова на земного бога? Кто научил тебя такие секреты писать и зачем ты стал такую книгу составлять?» А Авель все одно ответствовал: «Меня научил эту книгу писать Господь Бог, Тот, Кто сотворил Небо и Землю, и вся иже в них. Тот же повелел мне и все секреты оставлять!»
Начались допросы, подробно записанные. Занялся делом строптивого монаха следователь Александр Макаров. И в разговоре с ним Авель от своих слов не отказывался. Наоборот, утверждал, что «мучился совестью девять лет, с 1787 года, со дня видения». И что желал и боялся «об оном гласе сказать Ея Величеству». И вот в Бабаевском монастыре все же не выдержал и записал свои видения.
В любом ином случае попросту сгноили бы безумца и крамольника в тюремных подвалах. Да не решились следователи – ведь о царской фамилии, о самой государыне императрице, он в книгах своих писал.
Как уже говорилось, допрашивал Авеля преемник шефа Тайной экспедиции, знаменитого Шешковского, Александр Макаров. Тексты допросов уцелели.
Вопрос: Что ты за человек, как тебя зовут, где ты родился, кто у тебя отец, чему обучен, женат или холост и если женат, имеешь ли детей и сколько, где твой отец проживает и чем питается?
Ответ: Крещен в веру греческого исповедания, которую содержа повинуется всем церковным преданиям и общественным положениям; женат, детей трое сыновей; женат против воли и для того в своем селении жил мало, а всегда шатался по разным городам.
Вопрос: Когда ты говоришь, что женат против воли и хаживал по разным местам, то где именно и в чем ты упражнялся и какое имел пропитание, а домашним – пособие?
Ответ: Когда было еще 10 лет от роду; то и начал мыслить об отсутствии из дому отца своего с тем, чтобы идти куда-либо в пустыню на службу Богу; а притом, слышав во Евангелии Христа Спасителя слово: «аще кто оставит отца своего и матерь, жену и чада и вся имени Моего рода, той сторицею вся приимет и вселится в царствии небесном». Внемля сему; вячше начал о том думать и искал случая о исполнении своего намерения. Будучи же 17 лет, тогда отец принудил жениться; а по прошествии несколько тому времени начал обучаться российской грамоте, а потом учился и плотничной работе.