Прозорливая жертвенность Христа и личина почитания в позе, выражении лица Иуды вызвали чувство скорбное и величественное…
В Рим поезд прибыл на рассвете. В Москве нас снабдили рекомендательными письмами к русскому дьяку Флерову, постоянно жившему в Риме, в доме на пьяца дель Пополо. С вокзала отправились пешком. Издалека мы услышали, как на площади мерно шумят фонтаны. Мы уже знали о чудодейственной силе воды, бьющей из этих фонтанов. Чтобы еще раз попасть в Рим, приезжий должен окатить себя с головы до ног водой этих фонтанов. Момент был благоприятный: на площади в столь ранний час ни одной живой души. Мы, как только оказались на пьяца дель Пополо, тотчас приняли освежающий душ. И не зря: для меня это была первая, но не последняя встреча с Римом.
Наконец настал час, когда, не опасаясь разбудить хозяев, можно было позвонить в дом. Флеров – представительный добродушный барин, познакомив нас со своими домашними, тут же взялся устраивать нас. Он назвал жившего по соседству художника Гвиэтано Джойе, который к услугам приезжих держал пансион. Он привел нас туда и сдал с рук на руки Гвиэтано – человеку, вылепленному, казалось, из сердечного гостеприимства и радушия. Всего за четыре лиры в день нам полагались завтраки, обеды и ужины, залы для отдыха, любезное приглашение Гвиэтано работать в его мастерской (сам хозяин специализировался на «видах Рима», поставляя свою продукцию в магазины для иностранцев). Затем все это дополнили чудесные итальянские песни, которые с утра до ночи распевала дочь хозяина Анита, таким образом учившаяся музыке.
Не спрашивая нашего согласия, Гвиэтано стал нашим гидом. Перво-наперво пошли смотреть собор Петра и примыкающий к нему Ватикан. В соборе приковывала к себе внимание «Пиета» Микеланджело. Запомнилась бронзовая статуя Петра: правая ступня апостола истаяла от поцелуев молящихся.
Ватикан – громаднейший музей скульптуры и живописи. Целый месяц мы изучали эту уникальную коллекцию. Собственность Ватикана – беломраморный «Бельведерский торс» поразил меня пугающими возможностями человеческого гения. Это был безусловный шедевр мирового значения. Бесполезно пытаться передать в словах божественную красоту форм мраморного торса – это надо видеть. Счастлив художник, удостоившийся видеть творение высокой эллинской школы.
Восторг перед светлым миром рафаэлевских «Стансов» и восхищение грозной силой «Страшного суда» Микеланджело владели нами в залах папской резиденции. На другой день – встреча с «Моисеем». Микеланджело стал моим кумиром еще в Москве, а затем была поездка во Флоренцию.
«Давид» на площади под сенью собора. Это бурная сила в миг покоя. Двадцатичетырехлетний Микеланджело решил задачу, которая повергает в смущение самое смелое воображение. Задачу художественную, задачу инженерную. Он обязался перед цехом флорентийских купцов высечь статую высотою в пять с лишним метров из мраморного блока, попорченного за много лет до того одним незадачливым ваятелем. Имея уже обтесанный вчерне мрамор, Микеланджело сумел найти «Давиду» величественную свободную позу.
«Давид» изображен во весь рост. Он мужествен и грациозен. Совершенная красота соединилась в «Давиде» с разумной, справедливой, титанической силой. До Микеланджело в искусстве такого не встречалось.
На протяжении десятилетий жизни я не раз в мыслях воз вращался к этому титаническому образу. Меня поражало в нем то великолепие скульптурной формы, то умение так целостно видеть, то поразительная точность инженерного расчета. Наконец, как итог раздумий, явилась мысль о несравненном гуманистическом замысле гениального флорентийца.
Ведь это воплощенный в камне идеал человека! Идеал, не потерявший жизненности и в наши дни. Давид – пастух, сын народа. Он прекрасен. Он восстал против утеснителя народа – Голиафа. Он вечный защитник правды, справедливости.
Это создание словно указало путь самому Микеланджело. Подобно своему герою, скульптор несколько лет спустя показал себя боевым республиканцем. Микеланджело отдал свои силы и талант защите Флоренции, сделав неприступными бастионы города.
Гений Буонаротти (он был и замечательным военным инженером) обеспечил хитроумную и прочную оборону республиканской Флоренции, но предательство свело на нет его усилия: 12 августа 1530 года Флоренция пала.
Затравленный, пораженный в самое сердце Микеланджело вскоре снова принимается за работу, теперь во славу тех, против кого сражался: он принужден создавать гробницу семейства Медичи.