— Это объяснение было придумано в интересах государства, — оборвала меня она.
Другого объяснения я предложить не мог, да Цьянья от меня этого, похоже, и не ждала. Откуда мне было знать государственные секреты?
— Теотиуакан желает, чтобы я стала женой наследника их правителя. Но мой брат не уверен, что такой союз будет благоприятен для Толлана. — (Я тупо кивнул, не понимая, к чему она мне все это говорит.) — Наш правитель будет обсуждать возможность этого союза с богами, — продолжила Цьянья, — но прежде, чем дело дойдет до богов, он поинтересуется у созерцающих звезды относительно явленных небесных знамений.
Так оно, разумеется, и было, но я, хоть убейте, не понимал, зачем она мне это говорит.
— Э-э… да… конечно…
— Теотиуакан, как и города майя, давно пережил свою славу. Они желают использовать этот союз в своих интересах, надеясь, что смогут вырвать сердце Толлана и скормить его своему ничего не стоящему городу. — Она выдержала паузу и спросила: — Разве не так?
— Теотиуакан завидует нашему процветанию, — ответил я.
— Им нельзя верить, — продолжила царственная красавица. — Я не верю и нашим собственным купцам и торговцам: они вечно жалуются на непомерные поборы, в то время как их богатство превосходит всякое вероятие, а многие простые люди голодают из-за того, что засуха губит на корню урожаи.
Я промолчал. А что тут скажешь?
— Некоторые богатеи ждут выгоды от роста торговли с Теотиуаканом, даже если это пойдет во вред Толлану. Однако если звезды отвергнут этот брачный союз, мой брат не станет на нем настаивать. Теперь ты понял?
— Я не могу повлиять на толкования Звездочета.
— Решение должно быть принято во время этого путешествия, — заявила Цьянья. — Твоего наставника здесь нет, и придворным звездочетом являешься ты. Мы друг друга поняли?
— Да, о прекраснейшая, — кивнул я.
— Стало быть, звезды сочтут этот союз нежелательным?
— Звезды — мудрейшие из советников, — ответил я, — и уверен, что их знамения тебя не разочаруют.
По лицу сестры правителя было видно, что мой ответ ее устроил. Она приблизилась ко мне и похлопала по щеке — весьма ощутимо. С чем я и отбыл.
33
Глядя вверх на ночное небо, я гадал о том, сколько еще дней отпущено мне на земле. И каково бы ни было их число, оно, похоже, стремительно уменьшалось.
Поскольку мы находились вне Толлана, правитель возложил обязанности придворного звездочета на меня. Мое возвышение оказалось куда более быстрым и гладким, чем кто-либо мог предвидеть.
Хотя мне почему-то виделась за этим взлетом рука моего наставника.
Но что он говорил насчет Стражей? В Тахине мне предстояло пройти испытание. Я понятия не имел, что за вопросы могут мне задать, а ведь старик предупредил, что неверные ответы будут стоить мне жизни.
Ай-йо… И кто сказал, что у богов нет чувства юмора?
34
Мне довелось пожить и в безводных пустынях племени людей-псов, и среди зеленых полей тольтеков, но жаркие земли, лежавшие между Восточным морем и Восточными горами, не походили ни на что, виденное ранее. Три дня путь наш лежал через джунгли, наполненные криками обезьян, разноголосым пением тропических птиц и рычанием ягуаров. Нам приходилось остерегаться укусов скользивших в траве змей, переправляться через реки, кишевшие крокодилами, и все это обливаясь п о том, словно в Доме жары.
Мы миновали целые леса плодовых деревьев, каких нет нигде, кроме таких жарких и сырых мест, и тысячи деревьев, называемых Плачущими женщинами из-за их способности истекать, как слезами, белым густым соком, который, застывая, может принять любую форму.
Ай-йо… И при этом даже самые страшные хищники джунглей или ядовитые змеи не донимали и не изводили нас так, как тучи всепроникающей, не ведающей устали и пощады кровососущей мошкары. Воистину, москитов сотворили самые жестокие боги, получающие удовольствие от вида человеческих мучений.
Тахин называли Местом грома, поскольку, согласно верованиям тотонаков, их город был основан Владыками Грома, двенадцатью старцами, звавшимися Тахин. Словно в подтверждение этой легенды, когда мы приближались к выступавшим из темно-зеленой листвы красным, бирюзовым и желтым городским стенам и зданиям, небо затянули серые тучи, хлынул нежданно-негаданно ливень и нас приветствовали раскаты грома.
Придворный оружейник, посещавший Тахин раньше, сказал, что там живет около тридцати тысяч душ, примерно вдвое меньше, чем в Толлане.
— Но, — добавил он, — ни в одном другом городе сего мира нет стольких площадок для игры в мяч.
По его подсчетам, их там было восемнадцать.
Столько площадок там понастроили по причине того, что в Тахин, где делались ставки не на жизнь, а на смерть, собирались лучше игроки в мяч со всего сего мира. Они использовали мячи, изготовленные из застывших «слез» Плачущих женщин, и действовали с таким рвением, словно находились не на игровой площадке, а на поле боя.
Наше вступление в Тахин было обставлено столь же торжественно, как и выход из Толлана: мы снова образовали пышную, многоцветную процессию, следовавшую за великолепным троном, на котором восседал увенчанный ошеломляющим плюмажем из перьев воистину богоподобный правитель.
Город был велик, однако здешние здания по большей части уступали куда более массивным и прочным постройкам Толлана. Если в нашем городе дворцы и прочие важные строения возводились из камня, то материалом для большинства построек, попавшихся мне на глаза по пути от главных ворот до здешнего Церемониального центра, были из тропического дерева, обмазанного известкой. Правитель Тахина поджидал нас у входа в свой дворец. Он тоже носил пышный головной убор, такой, что, когда приветствовал Кецалькоатля кивком головы, слугам пришлось его поддержать.
Тахинский вождь претендовал на равенство с нашим божественным правителем, однако в действительности Толлан взимал с Тахина дань, что, разумеется, не радовало здешнюю знать. По этой причине у городских стен нас встретил высланный Кецалькоатлем вперед, на всякий случай, еще один отряд из пятисот тольтекских воинов.
После обмена приветствиями местный правитель пригласил нас на пир. Как и дворец Кецалькоатля, его резиденция была выстроена вокруг просторного внутреннего двора, однако ни по размерам, ни по великолепию не могла тягаться с обиталищем нашего правителя.
Сотни гостей, включая практически всю высшую знать страны тотонаков, собрались за пиршественными столами, установленными под навесами — для защиты от частых в этой местности дождей. Как это бывало на придворных пиршествах и у нас, столы были уставлены великим множеством яств, и обычных, таких как оленина или крольчатина, и более редких вроде мяса дикого кабана или водоплавающих птиц. Что ошеломило лично меня, так это множество рыбных блюд. Тольтеки, разумеется, ловили и ели речную рыбу, но лишь здесь, рядом с морем, я увидел настоящее рыбное изобилие.
Перед началом трапезы милые девушки-служанки поднесли обоим правителям чаши для омовения рук, причем из одной чаши поливали, а другую держали ниже, чтобы коснувшаяся царственных пальцев вода не пролилась на землю. Когда правители совершили омовение и вытерли руки, перед ними установили деревянные ширмы, дабы никто не мог видеть, как они едят.
После того как правители вкусили яств и снова омыли руки, ширмы убрали и все присутствующие смогли приступить к трапезе.
Простых смертных ничто не отгораживало, и все могли видеть жир, стекающий по их подбородкам, и пролитое питье, пятнающее одежду. Правители в это время потягивали из золотых чаш пряный шоколад и любовались представлением.
В тот вечер тотонаки исполнили опасный ритуальный Танец летающих людей.
Пятеро мужчин вскарабкались на врытый в землю столб высотой в восемнадцать — двадцать локтей, на вершине которого находилась маленькая платформа.