Что-то в глазах Кэрон заставило меня резко осечься.
Вместо гостеприимной радушности — там была сталь, вместо теплоты — лед.
— Какая победа? Какие жертвы? Какие 25 миллионов?
Тоном, с каким усталые педагоги раздраженно разговаривают с отпетыми второгодниками, Кэрон стала объяснять нам, что только великая Америка смогла разгромить Германию, что высадка американского десанта в Нормандии — была величайшим событием, переломившим ход всей Второй Мировой Войны, что гибель 400 тысяч американских солдат — это и есть самые страшные потери в этой кровавой войне.
Как и в случае с Ребе Шнеерзоном, мы молчали, опустив головы.
Как бы в подтверждение ее слов над Нью-Йорком, над его небоскребами, на малой высоте с диким ревом стали проноситься боевые самолеты. На экране показывали повторение высадки десанта. Бравые морпехи брали... все крупнейшие пляжи Америки. Диктор, захлебываясь, говорил о величии единственной страны, несущей свободу и демократию всему миру. Ни слова не было сказано о СССР.
Это Америка — великая, могучая и справедливая страна — одна, без всяких союзников, сокрушила Третий Рейх Гитлера!
«Этот День Победы порохом пропах...» —
Нет тебя. И твой рассеян прах.
***
— Папа, а Гитлер хороший?
— ??? ??? ???
— Наш учитель риторики попросил найти у Гитлера хотя бы три хорошие черты...
Наша дочь поступила в лучшую школу Верхнего Манхеттена. До эмиграции она закончила 3-й класс, а здесь по уровню развития ее взяли в 5-й.
— Но ты понимаешь, этот изверг повинен в смерти более 25-и миллионов граждан СССР.
— Папа, ну как я приду с невыполненным домашним заданием?
Скрепя сердце, я выдавил:
— Ну ладно, пиши, — навернякa, он перед сном чистил зубы.
— Еще!
— Он любил маленьких деток. Немецких деток.
— А третье?
— По воскресеньям он посещал кирху.
— Пап, ты — умница! — дочурка удовлетворенно захлопнула тетрадь.
Как хорошо, что Гитлер есть у нас:
Его сегодня славит целый класс!
***
В спортклубе Колорадо Спрингс, маленьком городке на Среднем Западе, ко мне подошел холеный американец средних лет и начались обычные, абсолютно ничего не значащие приветствия и улыбки до ушей. Ошибочно признав во мне по акценту немца, он деловито, по-американски, сразу же перешел к делу.
Оказалось, никакого Холокоста в Европе в годы Второй Мировой Войны не было!
Все это выдумки сионистов!!
И вообще, когда в Америке арестовали его хорошего друга, примерного семьянина, активного прихожанина их кирхи, и обвинили в смерти многих сотен тысяч евреев, они с друзьями наняли в Вашингтоне лучшего адвоката, который немедленно вылетел в Европу, в концлагерь Освенцим. Там он самым тщательным образом обследовал все помещения, не имевшие окон, вентиляционных и других вытяжных отверстий, и нигде даже следов газа Zyklon B не обнаружил.
Друга оправдали!!!
Я обязательно напишу об этом книгу.
И начну ее с посвящения: «Моему народу, не имевшему адвокатов в годы Холокоста».
***
Лавина неразрешенных (а порой и неразрешимых) проблем делала психику эмигрантов неустойчивее и уязвимее.
И тогда, как коршуны, налетели из России целители, предсказатели, святые. Прибыл даже сам… Иисус Христос. Никто не видел его паспортных данных. Но по фотографии было видно, что начальными приемами грима он уже овладел.
Всем им нужно было только одно — деньги!
Но были «целители» и пострашней. Этим — нужны были еще и души.
Было бесконечно больно видеть, как эти садисты от психологии корежили души растерянных эмигрантов, подминали их под себя, разводили их семьи, обирая при этом их кошельки.
Народ понял — в одиночку с эмиграцией не справиться и стал объединяться в группы, группки, группировки, которые возникали, как грибы после дождя.
В это трудное время мы встретили Лену Левенталь.
Выпускница психологического факультета МГУ, она организовала бесплатную «Группу психологической поддержки». Изо всех сил она старалась облегчить процесс нашего вживания в Америку.
— Это совсем другая страна — здесь в школах на переменках деткам раздают презервативы, — успокаивала она нас.
Однажды Лена опубликовала большую и глубокую статью в главной эмигрантской газете — «Новое Русское Слово» — о многочисленных и болезненных проблемах нашей эмиграции. Статью предварял эпиграф:
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь для себя обрели.
Александр Блок
Я вспомнил это стихотворение.
Оно кончалось словами: «... никто не придет назад».
Фактически, это было стихотворение-пророчество. По своей силе оно не уступало пророчествам Мишеля Нострадамуса.
Общим между пророчеством Блока и пророчествами Нострадамуса было то, что оба они были написаны в стихотворной форме.
С другой стороны, было много различий.
Нострадамус в своих пророчествах использовал французский, итальянский и латинский языки; из боязни инквизиции, он так зашифровыал свои катрены, что они были понятны только ему одному; он заявил, что события, описанные им, станут понятны только после их свершения.
Это давало потомкам абсолютную свободу в толковании его предсказаний.
Блок свое пророчество написал на чистейшем русском языке; в описании будущего он был предельно ясен; он сделал все, чтобы его пророчество было понятно и современникам и потомкам сразу же, задолго до его свершения.
В этом-то и заключался весь ужас — Блок приговорил всю нашу эмиграцию на пожизненное заключение в самом крупном в мире трудовом лагере усиленного питания.
Арканзас, и Аризона,
И все Штаты — это зона!
***
И тут во мне все взбунтовалось! Первые месяцы я воспринимал эмиграцию как интурист. Ну, в крайнем случае, это была поездка в Норильск — на заработки!
Так начались мои бесконечные споры с Блоком.