— А как получить вызов?
— Мы получили вызов из Техаса. Там не очень жарко?
— Стоит ли ехать?
Даже сейчас, после 16 лет эмиграции, я был бы самым счастливым человеком в мире, если бы кто-нибудь дал мне ясный, аргументированный ответ на последний вопрос!
Мое положение было очень непростым — любой ответ был бы неверен. Как точно сказал Тютчев: «Мысль изреченная есть ложь».
В глазах людей сияла надежда — в отъезде они видели единственный выход.
Но каждая медаль имеет две стороны, и я не мог (вернее, я не имел права) процитировать им строки из песни барда Александра Городницкого «Беженцы листья»:
Снова торопит кого-то дорога,
Даль расцветив желтизною монет.
В поисках родины, в поисках Бога,
В поисках счастья, которого нет!
***
Теперь я шел в свой дом.
Около него находился Областной архив, где писательница Мариетта Шагинян в 1965 году раскрыла самый страшный секрет СССР — прадед Ленина, живший в Житомирской области, был... еврей. За выдачу Государственной тайны были немедленно уволены начальник архива и главный архивариус!
А вот и клен, спасший мне жизнь!
Дело было зимой, я возвращался с ребятами из школы. Это был морозный день, поэтому «уши» на моей шапке были опущены. Но, наигравшись в снежки и разгорячившись, я решил поднять их. Это и сыграло главную роль в этой истории. Сразу же стали слышнее разговоры прохожих, карканье ворон, звон трамвая на повороте.
Мы поравнялись с архивом. И вдруг я отчетливо услышал нарастающий сверху шум густой листвы.
Любой взрослый на моем месте начал бы анализировать ситуацию: абсолютно безветренный день — и шум листвы?; зима, и, значит, полное отсутствие листвы, и вдруг — ее шум?!?
Вместо всего этого я просто резко отпрыгнул в сторону.
И тут же на то место, где я только что стоял, с грохотом обрушилось длинное, тяжелое бревно.
Сверху, с крыши архива, на меня смотрело бледное, застывшее от ужаса лицо плотника, не удержавшего в красных, обмороженных пальцах такой вес. В его расширенные от страха глаза вмерз только один вопрос: «Сколько мне дадут за непредумышленое убийство?»
А рядом клен, отряхивая с себя искрящийся снежок, весело махал мне всеми своими голыми ветвями: это они затормозили падение бревна на несколько мгновений и это они своим шорохом предупредили меня!
Ангел-Хранитель не оставил меня и в этот раз!
Да здравствует наш Ленинский архив,
Где неизвестно как, но я остался жив!
***
Стоя под «моим» кленом, я вспоминал разные факты из моей жизни, когда спасти меня мог только случай (а точнее — мой Ангел-Хранитель!)
Первый раз мой Ангел-Хранитель появился в моей жизни, когда... меня еще не было на этом свете.
Дело было в 1943 году. Наша семья жила в эвакуации впроголодь в Намангане, Узбекской ССР. Вероятность, что фашисты прорвутся туда была очень велика — немцы уже стояли под Сталинградом.... Еще один ребенок был бы огромной обузой, и моя мама решила сделать аборт, избавившись таким образом от меня. В то время в СССР аборты были запрещены, но маме удалось за немалые деньги договориться о подпольном аборте с одним узбеком-гинекологом. Когда она на следующий день пришла на операцию, он потребовал удвоенную сумму. У мамы таких денег не было...
Холод, голод, гинеколог,
И кругом война!
Так родился Борис Волок
Там, где Фергана.
***
В конце первого курса института я по уши влюбился в свою однокурсницу-итальянку. Похожая на Софи Лорен, она всегда появлялась со шлейфом лучших парней нашего факультета. Мне только оставалось молча любоваться ею издали и незаметно подкладывать ей в парту восторженные стихи типа:
Все на свете повторимо:
Земли, Луны, моря гладь,
Но второй Джованни Риммы
Богу больше не создать!
И, о чудо: меня заметили! Мы начали каждый вечер (вернее, каждую ночь до утра) безотрывно целоваться в институтском парке! Денег на цветы не хватало: я начал «добывать» их с ближайших клумб!
С каждым днем мои стихи ставали все более самоуверенными! Один из них кончался наивной верой в то, что:
И рук горячий круг
Важней любых порук!
Однажды, сдав последний экзамен, она мне сообщила, что уезжает в интернациональный лагерь на озеро Иссык-Куль, а затем выходит замуж за известного яхтсмена из Греции...
Несколько дней я лежал пластом, а затем сорвался и решил во что бы то ни стало разыскать ее на Иссык-Куле! Денег в кармане было всего 10 рублей, и я отдал их одному проводнику-алкоголику, согласившемуся доставить меня до цели.
На станции Кзыл-Орда (что по-казахски означает «Красная Армия»), он ворвался в мое купе и заплетающимся голосом приказал:
— Собаки идут! Быстро выметайся.
На его языке это означало, что появились контролеры. Он вывел меня в тамбур. Посадка уже почти кончалась: последние пассажиры подымались в вагон со стороны вокзала. Проводник открыл противоположную дверь, выставил меня наружу, на ступеньку и и со словами: «Обожди здесь»... захлопнул дверь. Я взялся за поручни. Если нарисовать вид сбоку, то я выглядел, как заглавная буква « С».
Поезд медленно тронулся. Еще можно было спрыгнуть. Но в вагоне оставались мои вещи и документы. И все это выглядело так романтично: теплый вечер, слабый ветерок и дикая, бескрайняя степь с редчайшими вкраплениями юрт и верблюдами около них.
Поезд шел уже на всех парах.
Голодный горизонт быстро резал вишневый пирог Солнца на тонкие ломти и, радостно смакуя, аппетитно поедал их. Быстро наступила южная ночь. Можно было бы сказать, что наступила абсолютная темнота. Но это было не так: тысячи ярких звезд высыпали на небосвод, поглядеть на поезд и на какого-то чудака, едущего снаружи его.
Вдруг впереди показался слабый огонек. Он постепенно рос, и тут я догадался — это шел встречный поезд. Как назло, я висел на стороне вагона, обращенной в межпутье. Могучая волна густого горячего воздуха чуть не сорвала меня с моей подножки. Это был товарняк. Казалось, конца не будет цистернам, грузовым вагонам, платформам с углем и с техникой, с диким грохотом с бешеной скоростью проносившимся за моей спиной.
Понимая, что пьяный проводник сейчас «гудит» с товарищами и давно забыл обо мне, я из последних сил цеплялся за поручни, вжимаясь грудью в стекло двери вагона. Теперь я напоминал открывающую скобку — « (».