В это время из соседнего вагона в тамбур зашла проводница. Увидев, что происходит, она ахнула, быстро открыла дверь и втащила меня в вагон.
Гори-гори, моя звезда,
Где славный город — Кзыл-Орда!
***
Наш взвод проводил учебные стрельбы.
Ребята лежали на огневом рубеже, и каждый из них получил по 5 патронов. Обладая отличным зрением, я отстрелялся раньше, чем они успели второй раз нажать на курок. Забыв обо всем, я бросился к мишени, чтобы подсчитать свои очки!
Многоэтажный мат нашего старшины нагнал меня на полпути и заставил оглянуться. Я увидел ребят, целящихся в меня, и малиново-красное лицо старшины. Он продолжал гневно надстраивать этажи своей постройки, там, где это, казалось, было уже абсолютно невозможно.
Обернувшись к старшине, ребята начали прислушиваться к тому, как идет это строительство. Позднее мой друг рассказал, что неожиданно в прорезь его прицела вползли сапоги, затем ноги, а потом и туловище какого-то сумасшедшего солдатика, решившего прогуляться по стрельбищу...
Если бы не старшина,
Моей жизни грош цена!
***
Меня послали в командировку в Ереван.
Я остановился в гостиннице в центре города. Окна моего номера выходили на Арарат. Жаль, что он был в Турции. Хотелось добраться как можно ближе к его подножию. На карте Армении село Маркара было ближайшей к нему точкой. До него было всего 60 км. В ближайший выходной я без особых трудностей нашел автовокзал и купил билет на нужный автобус. Около передней двери, у прохода, было только одно свободное место, которое я и занял. У окна, рядом со мной, сидела молодая, румяная девушка-армянка с большими сверкающими глазами и с огромной копной черных вьющихся волос. Она была так красива, что я боялся с ней заговорить.
Мы проехали Эчмиадзин — город, где находятся главные святыни Армении. Там же проводил службы Католикос Всех Армян — Вазген I. «Надо будет обязательно туда вернуться», — решил я.
Автобусы в Маркару шли нечасто, в салоне было не продохнуть. На очередной остановке, в Варданашене, один мужик с боем прорвался через переднюю дверь. При этом он плечом задел парня, стоявшего около меня. Тот выказал свое неудовольствие. Вошедший фыркнул и отмахнулся от него. Я ни слова не понимал по-армянски, но в этом спектакле двух актеров в театре на колесах все было ясно без слов. Настоящий горец — обид не прощает: через пару минут ожесточенной перепалки обиженный парень... выхватил пистолет ТТ и направил на вновь вошедшего.
Все замерли.
И тут моя прекрасная соседка вскочила, перегнулась через меня и с громкими криками: «Че! Че!» («Нет! Нет!») смело вцепилась двумя руками в руку, державшую пистолет, и попыталась рывком опустить ее вниз. Парень в гневе был силен, но, к счастью, девушке все же удалось немного отжать его руку к полу.
Теперь успех был налицо —
ТТ смотрел... в мое лицо!
Но не мог же горный орел позволить какой-то там, понимаешь, женщине владеть ситуацией. Парень стал отчаянно вырываться. Силы двух рук девушки и одной правой руки парня оказались равны — теперь дуло пистолета плясало в нескольких сантиметрах от моего лба!
В это время водитель-кавказец лихо гнал наш маленький автобус. Людей бросало из стороны в сторону. Шансы случайного спуска курка росли с каждой секундой.
Нет, вся моя жизнь не пронеслась перед моим взором.
Нет, я не понял, в чем заключался ее смысл и был ли он вообще.
Но я узнал цену моей жизни — она была равна стоимости автобусного билета Ереван – Маркара!
И глядя в пистолет ТТ,
Я думал о мирской тщете.
***
Где ты теперь, мой Ангел-Хранитель?
Напротив архива находился храм, который построила бригада, до этого воздвигшая Исакиевский Собор в Санкт-Петербурге.
Я зашел в него и присел на скамью.
За короткое время на меня обрушились «килотонны» негативной информации об Украине... На их фоне были почти незаметны такие огромные достижения, как свобода слова и свобода передвижения. Так планеты-гиганты теряются в бездонных глубинах нашей Вселенной.
Несмотря на это, я понимал, что мне никогда не будет дано разлюбить эту землю, этот народ, эту природу.
Началась служба. Я заслушался пением женского хора.
И тут, как всегда, неожиданно «пришел Блок».
Ну наконец-то: вот он и настал — мой звездный час!
На этот раз, выражаясь шахматным языком, я имел огромное позиционное преимущество! Нашу многолетнюю партию я уверенно выигрывал!
Но вдруг какое-то еще неясное чувство легкой тревоги охватило меня.
Я вспомнил — подобное чувство возникало у меня в Америке, когда полицейский вертолет поздним вечером начинал низко барражировать над нашим районом в поисках преступника. Тонкий луч методично высвечивал каждую улицу, каждый двор, каждый куст, и, когда он касался меня, я понимал, что попадаю в раструб мощной бортовой оптики. Сердце тоскливо сжималось оттого, что наравне с преступником я автоматически переносился в разряд подозреваемых.
Так было и на этот раз: я еще не совершил никакого преступления перед совестью, но желание остаться на родной земле делало меня потенциальным предателем по отношению к самым близким мне людям, ждущим меня в Штатах.
Мой многолетний, изнурительный и бескомпромиссный спор с Блоком неожиданно кончился.
Я сдался.
И теперь, не встречая с моей стороны никакого сопротивления, под аккомпанимент прекрасного женского пения высоко под сводами Житомирского Спасо-Преображенского Кафедрального Собора пророчески звучал Блок:
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь для себя обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Одесса – Лос-Анджелес
2008 – 2010