Один из учеников живо откликнулся на ее просьбу и обещал обязательно нам помочь. Обрадованная мама поздно ночью (чтобы никто не видел) принесла ему домой большую хрустальную вазу с пухлым конвертом внутри.
Так я получил свой третий отказ.
Это дало мне уникальную возможность двенадцать лет в разговорах с другими отказниками называть себя Трижды Еврей Советского Союза.
***
В Америку Мая уезжала одна.
За праздничным столом вместе с нами радость ее отъезда разделили 12 самых преданных друзей. Было море теплых улыбок, душевных пожеланий, сердечных тостов.
Первый тост поднял мой отец: «За счастливую жизнь в Америке!».
Гости разошлись далеко за полночь, а наутро у нас раздался звонок, и вежливый, но властный мужской голос пригласил отца в... КГБ.
С 10 часов утра до 6 часов вечера трое заинтересованных лиц в штатском, поочередно сменяя друг друга, искренне и непрерывно старались узнать, как, живя в такой прекрасной стране, как наша, можно было агитировать за отъезд в самую страшную капстрану мира, где всех, якобы, ожидает счастливая жизнь?
Видимо, у этих трех особей в Житомире, как и у Ларри в Нью-Йорке, каждая минута была на счету. Иначе, зачем же им было нужно не давать отцу перерыв на обед и возможность за весь день выйти в туалет?
***
Уехавшие — уехали, а жизнь оставшихся отказников превращалась в выживание. С работ их изгоняли, на работу — не брали, а после 6-ти месяцев искусственно спровоцированной безработицы у них отбирали квартиры — «за тунеядство».
Чтобы как-то выжить, жена на базаре «пробовала» у крестьянок еду и, поторговавшись для вида, уходила.
Все это время я подрабатывал инженером-наладчиком на газопроводе в Жаслыке, в Средней Азии между Аральским морем и Каспием. Мне еще повезло: туда брали всех — даже отказников. А вообще, в отказе я видел ученых, работавших грузчиками, докторов — кочегарами, физиков — сторожами... Особенно престижными считались две последние профессии — они давали возможность по ночам изучать английский!
Жизнь в Жаслыке не поражала разнообазием: работа-водка.
Поражали масштабы — когда взорвался силовой кабель, главный инженер вместо премии поставил три ящика зелья ремонтной бригаде, устранившей аварию за ночь.
Скука, пьянство, абсолютное отсутствие надежд на перемены диктовали свои правила общения в этом захолустье, куда даже не проникал ни один сигнал далеких телевизионных ретрансляторов.
Матерились все!
Закоренелые зеки не знали другого лексикона. Нежные девушки-красавицы использовали мат для демонстрации своей современности, для связки слов, а также как суррогатный юмор.
Стоило на пару шагов отойти от городка работников газовой подстанции, как начиналась бесконечная буровато-серая песчаная пустыня. Если абстрагироваться от колючек — перед вами расстилался типично марсианский пейзаж.
Вдалеке виднелись замысловатые глиняные мавзолеи мусульманского кладбища с полумесяцами над крышами. Возле кладбища внимание привлекало необычное сооружение, похожее на летающую тарелку, но только без окон.
— А там сжигают трупы умерших от холеры — охотно сообщил мне один узбек...
Только много позже я узнал, что Жаслык — это самый крупный секретный полигон для испытания химического и бактериологического оружия времен СССР. И конечно, некоторые крупномасштабные испытания проводились с некоторыми нарушениями техники безопасности.
Надо было не допустить возможности правильной постановки диагноза погибшим, а также распространения эпидемий с плато Устюрт далее — в Узбекистан и Казахстан.
Поэтому так часто горел огонь «Летающей Тарелки».
***
Чтобы избежать пристального ока КГБ, мы начали активно менять нашу квартиру на жилье в других городах. При слабой компьютеризации этой организации нам удавалось на полгода-год «лечь на дно».
Таким образом мы оказались в Хмельницком — бывшем Проскурове — очень живописным городке на берегу Южного Буга, где Куприн написал свой «Поединок».
Наш дом стоял недалеко от ХТИБО — Хмельницкого Технологического Института Бытового Обслуживания, — и я пошел устраиваться туда на Вычислительный Центр. Начальник Центра — Павел Павлович Котеночкин — принял меня более чем радушно: ему был очень нужен программист да еще с московским дипломом. Он предложил мне должность руководителя группы, и я согласился.
Поздно вечером у нас раздался звонок — звонил расстроенный Павел Павлович:
— Борис Яковлевич, я могу Вам предложить только должность старшего инженера... Тут возникли некоторые сложности с отделом кадров... Вы меня понимаете?.. — многозначительно выдавил он из себя.
Ну, конечно же, я все понял...
Кстати, моя дочурка тоже все поняла, когда в 3-м классе их учительница повела записываться в библиотеку. На вопрос библиотекарши: «Национальность?», она гордо развернулась и побежала домой, т.к. интуитивно поняла, что слово «еврей» будет звучать как «прокаженный».
Павлу Павловичу я ответил, что готов принять и эту должность.
Поздно вечером следующего дня у нас опять раздался звонок — звонил крайне взволнованный Павел Павлович:
— Борис Яковлевич, я могу Вам предложить только должность младшего инженера... Вы же знаете, как те дядьки из отдела кадров к Вам относятся? — в его голосе слышалось неприкрытое презрение к «тем дядькам».
В «отказе» ни работу, ни должности не выбирают — я согласился.
Прошел месяц, и однажды радостный Пал Палыч (так все называли шефа за глаза) пригласил меня в свой кабинет. Я был уверен: разговор пойдет об очередной командировке в Киев или Москву, но я здорово ошибся:
— Борис Яковлевич! Хочу Вам предложить должность руководителя отдела программирования!
Ничего еще не понимая, я автоматически спросил:
— А как же «те дядьки»?
— С ними все улажено!
Вот это да! И это после «отказа», после бесплодных поисков работы, после Жаслыка! Я, не раздумывая, согласился.
Совершенно неожиданно для себя я перепрыгнул через всех старших инженеров и руководителей групп, проработавших уже более 20 лет в этом отделе и, формально, имевших намного больше прав на эту должность...
Был уже конец рабочего дня. Пал Палыч завел меня в мой отдел и торжественно сообщил моим бывшим коллегам, что отныне я буду руководить ими. Я увидел откровенную ненависть в глазах всех сотрудников возглавляемого мною вот уже несколько секунд отдела.