— Майку, вот кого.
Я отрыла рот, ничего не понимая. На сколько я помню, Майка — это была веселая чернявая девушка, в которую было влюблено пол деревни, и которая всей этой половине поотказывала, избрав стезю травницы и вещуньи. И если вечные пучки пахучих связок по всему дому будущий муж еще бы мог стерпеть, то поминутные предсказания и предвидения, вплоть до того, где сегодня был и с кем всю ночь квасил, ни один нормальный мужик перенести не смог. Так и осталась Майка одна, правда ни чуть по этом поводу не унывала и просто повторяла, что если полюбит, то на все глаза закроет, ну а коли нет, так и к лучшему, что стороной обходит. С Майкой в мое прошлое посещение я успела подружиться и даже поделиться парой секретов об отворотах и приворотах, почерпнутых из пыльных фолиантов, которые в свое время приходилось конспектировать в темных подвалах библиотеки Академии. Только вот никогда она не сделала никому зла, и вот уж кем она точно не была, так это ведьмой. Дара, насколько я помню, в этой душе не хватило б и на простое зажигание свечки, не то, что темное колдовство. Я осмотрел на хмурившегося Колоду, который еще тогда ходил за ней хвостиком, просиживая все вечера под окнами, и поняла, что он будет если что, бороться до конца. К сожалению, не все люди на этой площади были настроены также решительно. Так всегда бывает — что-то в хозяйстве не заладится, а винят дурной глаз соседки, злую волю соперницы или колдовство. И если соседка отделается скандалом, а соперница парой прядей выдранных волос, да царапинами поперек смазливого личика, то ведьму, заподозренную в невзгодах, люди просто сожгут на главной площади, напрочь забыв все то доброе, что когда-то она для них сделала.
— Вперед, она рядом с вами! Она плетет свои ужасные заклинания, она готовит яды и прочие пакости, она хочет извести вас всех! — Надрывался мужичок, старательно разрывая ворот рубашки на худой шее. — Но мы не позволим ей бесчинствовать в наших домах, мы не дадим ей губить наших детей! Мы… а ты кто такая?
Я стояла перед ним на земле и пакостно ухмылялась.
— Ведьма, — нагло заявила я, освещая бледное лицо огнем зеленых глаз и сверкая оскалом длинных белоснежных клыков.
Мужичок впечатлительно всхлипнул, побледнел и… рухнул колодец, подняв кучу брызг со дна. Веревка тут же натянулась, видимо он успел ухватиться за ведро. Я заинтересовано наклонилась, заглядывая внутрь и, посветив небольшим пульсаром, разглядела что-то щуплое, дрожащее и матерящееся, сидевшее в ведре и отжимающее край рубахи. Правда, увидев пульсар, материться оно прекратило и тонко завизжало на высокой ноте, пробирающей до косей. Пульсар испуганно мигнул и рванул обратно ко мне. Втянув его в ладонь, я медленно обернулась и с удовольствием обозрела ошарашенные лица местных жителей.
— Да, я ведьма, и тот, кто хочет срочно поджарить меня на костре… — я угрожающе оглядела притихший народ, — прошу сделать шаг вперед.
Как я и ожидала, дураков здесь не было.
— Что ж, тогда выловите этого горе-воителя из колодца и расходитесь по домам.
Люди тут же засуетились и начали расходиться, вспомнив о куче неотложных дел. К колодцу, кстати, так никто и не подошел, и тоненькое спасите из глубины тронуло только меня. Я вновь склонилась над краем и заботливо предложила свою помощь. В меня плюнули и храбро пожелали провалиться сквозь землю, рядом мекнула огорченная коза, которая все еще ошивалась у колодца. Я пожала плечами и отправилась восвояси. Мое дело предложить.
Дядюшка Хво встретил меня как родную, радостно выбежав из-за стойки переполненного трактира, за которой он всю жизнь торговал подпольно производимыми винами, коим весьма удачно спаивал всю округу.
— Ллин, девочка моя! А я-то, старый дурак, думал от чего это мой трактир опять переполнен, — и меня радостно заключили в теплые медвежьи объятья.
Переполненный трактир недружелюбно уставился на меня несколькими десятков глаз, но, увидев столь радушный прием хозяина, народ постепенно успокоился и вернулся к обсуждению недавнего происшествия, ничуть не смущаясь тем, что главная героиня находится неподалеку. В итоге, пока мы Коулом, шли к своему столу, я услышала ну очень много лестного о себе, родимой. Особенно меня впечатлило наличие у меня аж трех хвостов и раздвоенного языка с жалом на конце, слюна которого не просто убивает, а медленно переваривает жертву, к которой я, радостно надрываясь от хохота, должна присосаться.
Кстати, мог возникнуть вопрос: почему так мало народу этой древни способно узнать меня в лицо. Все дело в том, что в свое прошлое посещение этой деревеньки, у меня на хвосте висела вся инквизиция нашего небольшого государства во главе с самим отцом — настоятелем, которому зачем-то срочно понадобилось ведро крови настоящей ведьмы. Мне эта кровь была чем-то очень дорога, и я категорически не желала с ней расставаться, бегая от монахов, орденов, да и просто мужиков с крестами на волосатой груди и лопатой на перевес. Помню, как вся израненная, в крови побиралась ночью под дождем по деревне, думая о том, что один знакомый мне бывший демон сейчас возможно ценой соей жизни уводит погоню от бедной уставшей меня. Все на что меня тогда хватило, это буквально доползти до дома местной молодой знахарки, который я узнала по весьма характерному виду, и тому, что стоял он на отшибе. С трудом размагичив замок, я валилась внутрь, прямо у ног вбежавшей на вой охранных заклятий Майи. Она могла меня сдать инквизиции, могла пленить и просто-напросто всю жизнь выпытывать заклинания, которыми так удобно пользоваться, сохраняя их в хрустальных сферах, но ничего этого не сделала. С трудом дотащив мою вялую тушку до своей кровати, она целую неделю лечила, кормила и выхаживала совершенно не знакомую ей ведьму. А потом еще и сдала с рук на руки явившемуся однажды ночью на ее порог злому крылатому демону, который каким-то образом смог доказать, что пришел защищать, а не убивать.
А с дядюшкой Хво я познакомилась, пока валялась у Майки. Он был ее дальним родственником, тайком таскал нам обеим еду и хранил эту страшную тайну, умудрившись при своем-то болтливом языке так никому в деревне и не проболтаться. А я в благодарность оставила ему амулет вкуса, который любое вино делало пряным и удивительно вкусным раз и навсегда, Майке же оставила свой личный знак защиты, в виде маленькой синей птички, которую пол дня рисовала, шепча заклятья на тонком девичьем запястье. Да только все зря: как только последний штрих тонкой кисточки завершил рисунок, птичка ожила, взлетела не плечо к Майе и радостно каркнула, обдав меня снопом синего пламени. Помнится, тогда еще очень кстати пришлась приготовленная подругой накануне мазь от ожогов. Птичку назвали огоньком, и она полостью оправдывала свое имя, обладая вредным характером и плюясь пламенем во все, что ни попади, при этом еще и умудряясь весело комментировать происходящее. Если честно думала, что за той подарочек Майка все-таки передумает и в отметку выдаст меня до соплей счастливому отцу-настоятелю, но вышло иначе. Тихая Майя и бойкая птичка сдружились, и, когда я их покидала, уже работали над приготовлением зелий на пару.
— Ллин, о чем задумалась? — Коул с интересом рассматривал мое лицо, пытаясь найти ответ. Я мотнула головой, прогоняя воспоминания и с удивлением уставилась на уже давно уставленный яствами стол, последним в центр грохнулся довольно внушительный кувшин, который Коул тут же у меня забрал, заказав "воды для дамы". Вот ведь вредитель.
— Ллин! — Раздался радостный крик от дверей, и на удивленную ведьму накинулось что-то яркое, визжащее и тяжелое. Со стула меня просто снесло и погребло под поцелуями и объятьям счастливой подруги.
— Майка — задушишь! — Возмущенно хрипела я, пытаясь всеми средствами выбраться на свет божий.
— Конечно. — Философски заметил огонек, рассевшийся на краю стола и с интересом разглядывая его содержимое.
Но вот, наконец, меня поставили, отряхнули и бережно посадили обратно на уже трехногий табурет, который с опасным скрипом накренился под моей в общем-то легкой тушкой. Майка смущенно поздоровалась с Коулом и села рядом, глядя на меня счастливыми глазами. Огонек с громким чавканьем и хрустом методично уничтожал мой завтрак, повернувшись к нам хвостом.