Посвящается Надежде Савченко, с наилучшими пожеланиями и выражением поддержки!
*
Женщина вошла в большой полутемный зал, где даже в жаркий день было прохладно, несмотря на зажженный камин, и остановилась у порога.
- Проходи, Белла, - стоявший у каминной решетки высокий худощавый мужчина в черном одеянии указал ей узкой белой рукой на кресло у огня. - Садись. Нам нужно поговорить наедине.
Женщина зарделась. Почтение в ее взгляде мешалось с обожанием. Всем остальным этот человек - лысоголовый, со змеиным лицом и красными глазами - внушал трепет и даже ужас, но только не ей. Беллатриса еще помнила, каким было его лицо раньше, до применения магии крестражей, и для нее он оставался прежним.
- Рад видеть тебя в добром здравии, - мужчина погладил по голове свернувшуюся у его ног огромную змею и сел напротив Беллатрисы, поигрывая волшебной палочкой. - Азкабан сильно подкосил вас.
- Но сейчас я уже здорова, и моя сила вернулась, - Беллатриса всем телом подалась вперед. Казалось, она ни минуты не может посидеть спокойно. Подвижная, кка ртуть, смуглая брюнетка с буйной копной кудрей, закрывающих всю спину, и огромными черными глазами, в молодости была признанной красавицей магического мира. Мало кто из женщин мог соперничать в красоте с Беллатрисой Блэк, по мужу - Лестрейндж. Сейчас, после долгих 14 лет в узилище Азкабана, она выглядела изможденной, в глазах появился лихорадочный блеск, а в густых волосах - проседь. Она только недавно поднялась с постели, но была полна решимости вернуться к службе.
- Я рад, - сказал мужчина. - Возможно, она тебе скоро пригодится для одного деликатного дела. Это касается нас обоих, Белла, а также славного рода Мраксов.
Беллатриса опустила голову. Она поняла, о чем говорит Милорд, и воспоминание об утрате снова больно кольнуло ее.
- Моя дочь не прожила и одного дня, Милорд, - тихо сказала женщина, - и эта рана болит до сих пор. Дементоры в Азкабане чаще всего мучили меня именно памятью об этом... - голос женщины задрожал, и она замолчала, сдерживая слезы.
- Так тебе сказала мать, - мужчина повел волшебной палочкой, и к ним подплыли по воздуху два бокала подогретого красного вина со специями. - Принимая у тебя роды, она применила одурманивающее заклятие, а ты была слишком слаба, чтобы отвести его. И очнувшись, ты ничего не помнила и не знала, что было потом. Друэлла солгала тебе. Ребенок родился живым. Но твои родители перенесли его в мир маглов и бросили на крыльце приюта...
В голосе Милорда послышались шипящие нотки. Он сам до 11 лет жил в магловском приюте, и это были не лучшие его воспоминания.
- Она не знала, что это ваш ребенок, - Беллатриса взяла бокал. - Иначе не поступила бы так. Но она не пыталась поговорить со мной, а приняла решение самостоятельно, по обыкновению... Что?! Милорд, вы хотите сказать, что моя дочь жива? - запоздало ахнула она.
- Да, - подтвердил Волан-де-Морт. - Она живет в мире маглов. В 11 лет ее зачислили в Хогвартс, где она училась за казенный счет, - "Как я", - подумал он, - но на шестом курсе ее исключили под смехотворным предлогом. Это было в год моего поражения в Годриковой впадине и массовых арестов моих соратников. Дамблдор и Министерство магии делали все, чтобы она считала себя сиротой без рода и племени...
Беллатриса яростно сжала подлокотники кресла. Она готова была беспощадно расправиться с теми, кто так поступал с единственной наследницей Милорда. И с ее единственной дочерью.
- После исключения ее волшебную палочку сломали, а саму Полину отправили обратно в мир маглов, - продолжал Волан-де-Морт. - Там она часто переезжает с места на место, чтобы маглы не догадались, что она отличается от них. Полина оказалась магом, способным колдовать без волшебной палочки...
Беллатриса закусила губы. Ее грудь выско вздымалась в вырезе черного платья. Опьяняющая радость кружила ей голову, однако занозой сидела мысль: "Мерлинова борода! Маглы! Воображаю, как живется среди них нашей дочери!".
- Сначала я нашел ее след, - Темный Лорд отставил пустой бокал, - фамильную магию я узнаю безошибочно. Потом Хвост проследил за ней и многое разузнал. Отправляйся за ней и приведи сюда. Ее зовут Полина Вульф. Она живет в Санкт-Петербурге. Пора ей воссоединиться с семьей и жить как подобает наследнице двух древних и почтенных фамилий.
*
Это был уже восьмой паспорт, отличающийся от остальных лишь гербом на обложке. Остальные семь - новенькие, не успевшие еще истрепаться - прятались под подкладкой сумки. Кто знает, как жизнь сложится! А вдруг опять придется удирать с одной сумкой! Всегда надо быть наготове.
Полина положила новый паспорт в нагрудный карман черной куртки с белой оторочкой и застегнула "молнию". Когда она зашнуровывала ботинки, за стеклом деловито забарабанил дождь, мелкий и унылый. Намокнув, двор-колодец, на который смотрели окна ее квартиры, выглядел еще более серым и безрадостным, а ведь дом стоит неподалеку от Летнего сада, Лебяжьей канавки и Троицкого моста... "Могли бы хоть центр города уважать! - подумала Полина, натягивая капюшон. - Чуть свернешь с туристического маршрута, и попадаешь туда, где черт ногу сломит!"
*
Она вышла из квартиры и заперла тяжелую дверь на три замка. В старом доме потолки были высокими, стены - толстыми, а двери - массивными, со множеством замков. Это устраивало Полину. Соседи не внушали ей доверия. Конечно, она умела за себя постоять да и красть в ее квартире было особо нечего. Но девушка не терпела непрошенного вторжения на ее личную территорию, и сама вероятность этого вызывала у нее отвращение. А если бы кто-то из этой публики рискнул напасть на Полину, то даже не успел бы понять, какую глупость совершил. Но пока все было спокойно. Это радовало. Полина не хотела повторять допущенную на Кубани ошибку. Там она чуть не спалилась. "И никого бы не интересовало то, что я просто защищалась. В их глазах я априори виновата во всех грехах. Значит, не надо давать повода для новых обвинений!".
На лестнице было холодно, пахло затхлостью из подвала и дымом сигарет. На площадке, забыв о мусорных ведрах, курили две девицы с растрепанными прическами и плохо смытым макияжем. Одна костерила на чем свет стоит тех, кто снова закрасил ее номер телефона на тротуаре: "Еще раз, блин, и попрошу Ванюху расписать этих, блин, под Хохлому!". Вторая хвасталась хорошим заработком за вечер, откровенно обсуждая клиентов и не забывая о самых пикантных деталях.
При виде идущей мимо Полины девушки притихли и настороженно проводили ее взглядами. Новая соседка внушала им опасение, неясное, но отчетливое. Они знали, что делать с конкурентками, полицией, маньяками и уже особо не боялись. А эта молчаливая молодая женщина, с крепкой фигурой и короткой стрижкой, словно излучала какую-то неведомую, но мощную энергетику. Конечно, таких слов девушки не знали, но все равно предпочитали держаться от Вульф подальше.
Полина остановилась под козырьком подъезда и закурила. Да, похоже, что дождь зарядил на весь день, значит, работы опять не будет; кто из туристов захочет гулять по Невскому и фотографироваться с ряжеными в такую погоду? Не выйти на работу нельзя, она с таким трудом нашла место, а утюжить без толку мокрый проспект не хотелось. "Это не в счет, - успокоила свою совесть Полина, - я решила не применять боевых заклятий, а сейчас я хочу всего лишь разогнать тучи!". И внимательно посмотрела на небо, мысленно разрывая завесу облаков.
Сначала перестало моросить. Цвет неба переменился с черного на серый, потом появились ярко-синие просветы. Когда Полина, выбросив окурок, вышла из-под козырька, двор уже заливал солнечный свет, а с ветвей падали последние капли.
Полина вышла на Кутузовскую набережную и бодро зашагала к конторе. Солнце и свежий ветер быстро высушили тротуары, но у ворот Летнего сада в такой ранний час пока еще никого не было.
Широким мужским шагом Полина шла по Дворцовой набережной. Даже вблизи ее можно было принять за парня. Широкие джинсы, черная куртка, тяжелые ботинки; капюшон почти скрывает лицо; ни грамма косметики или духов.