ЭЛЬФИЙСКАЯ НЕВЕСТА
Эмери очнулся в темноте, и первым, что он ощутил, была чудовищная головная боль. Он попробовал было пошевелиться, но не смог: руки и ноги отказывали ему в повиновении. Наугад он позвал: «Уида!» – и почти сразу получил ответ:
– Я здесь. Не дергай руками, ты связан.
– А ты?
– Я, разумеется, тоже, – со смешком отозвалась она.
– Где мы?
– Полагаю, внутри крепости, – сказала Уида. – Здесь нет окон, так что время суток определить затруднительно.
Эмери закрыл глаза, и тихие золотистые спирали начали медленно свиваться перед его взором.
– Тебя огрели по голове, если ты интересуешься, – добавила Уида. Как большинство эльфов, она неплохо видела даже в полной темноте, так что состояние Эмери не было для нее загадкой.
– Как это вышло?
– Да так и вышло… – Она вздохнула. – Если говорить честно, я восхищаюсь тем, как эти ублюдки нас разделали. Знаю, это свидетельствует о порочности и извращенности моей натуры, но… Искусство заслуживает уважения.
– Ты говоришь о Гае?
– Именно. А что ты помнишь? – полюбопытствовала она. – Мне всегда хотелось знать, как воспринимают действительность люди, оказавшиеся в эпицентре событий. Мой отец утверждает, что непосредственные участники истории, как правило, знают меньше всех.
– Вероятно, твой отец прав. – Эмери с трудом давалась связная речь, но зато спирали перед глазами исчезли, и голова стала болеть меньше.
– Эй, не спи! – в голосе Уиды вдруг промелькнула тревожная нотка.
Эмери встрепенулся и заговорил опять:
– Мы поджигали частокол, а они лили воду. Там где-то внутри крепости есть родничок, и им хватило воды намочить бревна, а заодно и погасить наши костры. На крыше у них стояли лучники, так?
– Да, только стрелять они не умеют. Напрасно стрелы тратили.
– Откуда у них стрелы?
– Это ведь охотничий домик. Тут всегда хранятся запасы стрел и прочего. Если нам повезет и мы выберемся, я покажу тебе портрет короля Гиона. Ты знаешь, что он очень похоже изображен на одной из картин? Большая кавалькада, несколько десятков молодых и удалых красавцев. И никто толком не знает, который из них Гион.
– А ты знаешь?
– Я его на любом изображении узнаю, в любом обличье, – уверенно объявила Уида. – Ладно, рассказывай дальше.
– Я считал, что Мельгос принял верное решение. Время от времени пытаться поджечь частокол, а так – просто сидеть под стенами и ждать, пока эти ублюдки изголодаются и сделают вылазку. Их вдвое меньше, чем солдат; встретиться с противником в открытом бою при таком численном неравенстве для них чистейшее самоубийство! В общем, приблизительно так мы рассуждали.
– Ага, – сказала Уида. – Я ведь говорила: ненавижу, когда люди самые обычные, без завихрений. Никогда не знаешь заранее, чем может закончиться дело, которое ты ведешь вот с таким «самым обычным» человеком. Верно?
– Я не успеваю за ходом твоей легкокрылой мысли, Уида, – поморщился Эмери.
– Постарайся. Если ты сосредоточишься на моей легкокрылой мысли, у тебя и голова болеть перестанет. Проверенное средство. Ты не знал? Глубокие размышления о том, о сем весьма способствуют укреплению здоровья.
– Уида, ты монстр, – сказал Эмери. – Я совершенно не уверен в том, что по определенным дням ты не превращаешься в жабу.
– Я тоже в этом не уверена, Эмери. Но в рассуждениях Мельгоса имелась серьезная ошибка, это точно. И знаешь, в чем она заключалась?
– В том, что Мельгос – нормальный человек.
– Наконец-то ты начал думать, Эмери. Мельгос – нормальный человек. – В тоне Уиды послышалось легкое отвращение. – А Гай – ненормальный. Поэтому Гай дождался темноты и вместе со своими головорезами выбрался наружу. Ни один здравомыслящий повстанец, запертый в надежном укреплении, не стал бы так поступать. По крайней мере до тех пор, пока у него не закончится еда.
– Возможно, у Гая очень мало опыта, – сказал Эмери.
– Не исключено. – Уида быстро покивала в темноте. К счастью, Эмери ее не видел, иначе у него мучительно закружилась бы голова. – Или, наоборот, очень много опыта. Не важно. Важно другое: он поступил неправильно.
– Где они выбрались? – спросил Эмери. – Ты видела?
– Имела случай наблюдать – разумеется, это случилось не в начале атаки, а много позднее, потом, когда меня тащили в крепость, – с удовольствием поведала она. – Естественно, они выскочили не из ворот. У ворот Мельгос посадил нескольких бдительных болванов, которые благополучно проспали начало атаки. Мятежники вылезали по лестнице с противоположной стороны.
– А, дальше я помню, – сказал Эмери.
– Да, подтвердила Уида. Дальше началась свалка. Масса впечатлений! Сразу ясно, что ты редко бываешь на конских ярмарках, Эмери.
– Не могу утверждать, что сильно сожалею об этом обстоятельстве.
– Прискорбно, прискорбно… Ты многое потерял. Кстати, ты погрузился в небытие, когда тебя огрели дубиной.
– О! – выговорил Эмери. – А тебя?
– Меня, пожалуй, тоже. Этого я не помню. Говорят же тебе, участники событий всегда знают о них меньше всего.
Эмери дернул углом рта. Уида замолчала. Неожиданно Эмери услышал, что она всхлипнула, и встревожился:
– Что с тобой?
– Полагаю, мне все-таки немного страшно, только и всего, – призналась она. И тут же вздохнула: – Не дергай руками, ты связан. Только зря кожу испортишь, потом будет болеть.
Эмери произнес:
– Я ведь должен что-то делать. Спасать тебя.
Помолчав, она ответила:
– А ты знаешь, что солдаты отошли в лес? Здесь только пленные и мертвецы.
– И сколько пленных?
– Понятия не имею.
Пленных было всего двое: Эмери и Уида. Убитых солдат – пятеро. Раненых оставили на месте; Гай не позволил своим людям добивать их. Сказал:
– Выживут – хорошо, помрут – их собственное несчастье. Мы довольно уже набедокурили.
Убийство господина Алхвине и его слуг Гай с готовностью брал на себя: став частью мятежа, его главой, он не посмел отрекаться от тех дел, что творились в его отсутствие.
Он еще раз обошел поле боя. Было темно, свет обеих лун не проникал сквозь полог леса: Ассэ и Стексэ не поднялись еще достаточно высоко; косые же лучи застревали в листве и лишь кое-где наполняли ее бледным зеленым свечением.
В руке Сигана, шагавшего рядом с Гаем, пылал факел. По знаку главаря Сиган то и дело опускал факел и освещал лицо кого-нибудь из лежавших на земле. Гай нашел тех пятерых из своих людей, о ком точно знал, что они погибнут. Последний из них был еще жив, но Гай видел, что осталось ему недолго – час, быть может.
Гай наклонился над ним, провел пальцами по его щеке, затем выпрямился, подозвал одного из бывших крестьян:
– Посиди с ним, пока он не испустит дух.
– А что делать? – встревожился тот.
– Ничего, просто подержи за руку.
– А если смерть на меня перекинется? – спросил крестьянин, округляя глаза.
– Не перекинется, – сказал Гай.
А Сиган прикрикнул:
– Делай, как велят!
Гай снова закружил по поляне. Он не знал, что или кого ищет, просто чувствовал, что дела его здесь еще не закончены. Наконец он заметил человека, лежавшего неподвижно. Судя по одежде, это был не солдат. Скорее какой-то путешествующий дворянин, щеголь.
– Этого связать – и в дом, – распорядился Гай.
Сиган не стал ни обсуждать, ни обдумывать приказ.
Нынешняя ночная вылазка потрясла основательный ум крестьянина. Впервые в жизни им удалось силой сломить другую силу. Вешая беспомощного господина Алхвине они ощущали себя шкодливыми котятами, которые точно знают, что за пакостную проделку им не поздоровится, когда придет хозяин. Сражаясь ночью с солдатами пусть сонными, пусть плохо соображающими и не успевшими толком вооружиться, – люди Гая почувствовали себя воинами. Такого с ними прежде не случалось.
– Девку поймали! – донесся радостный вопль издалека, и Гай побежал на голос. Сиган с факелом помчался следом. Лохматый огонь скакал и дергался, и пятно света вихляло перед бегущим Гаем.
Он увидел, как двое крестьян крутят руки высокой женщине. Она отбивалась молча, яростно. Что-то в ее поведении вдруг напомнило Гаю девочку Хейту. Да и в их внешности имелось неуловимое сходство.