В 1077 году Филипп исхитрился, путем интриг и обманов, завладеть графством Вексен, вклинивающимся в земли Нормандии, словно меч. Это, вообще, детективная история, достойная отдельного рассказа.
Мать Филиппа, Анна Киевская вышла замуж за старого, но еще крепкого графа Симона де Валуа. Они жили счастливо, Анна умело «лепила» рога на голове незадачливого супруга, наслаждаясь волей, жизнью и красотами Франции. Супруг – рогоносец, как это частенько случается, в один из прекрасных дней отдал Богу душу, оставив Анну дважды вдовой. Наследство покойного Симона мгновенно растащили соседи, прикрываясь родственными узами. Не оказался в стороне и Филипп Французский.
Единственный наследник покойного графа Симона, тоже Симон, которого впоследствии канонизируют, как Святого Симона, ушел в монастырь. Симон отказался принять наследство, вступить в брак и завести потомство. Филипп, по праву сюзерена, быстро и четко (для дурачка это просто невероятно) захватил графство Вексен. Оно было ближе всех к его домену, нежели остальные земли Валуа, он было стратегически важным и выгодным приобретением короны. Когда же он понял, что соседи сцепились между собой из-за нескольких спорных замков, Филипп резко привлек брата и графа Гуго де Вермандуа, с которым они на пару разорвали графство Валуа.
«Глупенький Гуго, – улыбнулся Филипп. – Ухватился за три замка, словно «цепной пес»! Я ему и отдал их, а остальные земли забрал себе, поставив верных кастелянов и прево управлять владениями покойного Симона…»
Филипп, сам того не понимая, создавал плацдарм для будущих завоеваний Нормандии его правнуками…
Вернемся же к друзьям и доверенным лицам Филиппа.
Вторым, не менее значимым человеком в окружении Филиппа Грешника, был епископ Парижа монсеньор Годфруа де Булонь. Младший брат графа Эсташа де Булонь – зятя покойного Эдуарда Исповедника и сподвижника Гильома Завоевателя, монсеньор Годфруа де Булонь служил верой и правдой Филиппу. Именно его, а не архиепископа Реймсского, король назначил архиканцлером, доверив казну и налоги в его верные, честные и грамотные руки.
Были еще люди, и немало, но, о них позднее…
Сегодня же, Филипп не был настроен на работу. Известие о кончине его злейшего врага повергло в ступор короля Франции.
«Гильом, царствие тебе Небесное, дорогой мой враг,… – грустно вздохнул Филипп. – Мне будет, если честно, скучно без тебя и твоих «проделок». Эх, Гильом, Гильом. С тобой рядом, я жил и дышал «полной грудью», ты не давал мне в конец облениться и замереть. Царствие тебе Небесное. Господи, отпусти грехи несчастного раба Божия Гильома Нормандского, прости все его прегрешения. И, меня прости, неразумного…»
Филипп позвал слуг:
– Бездельники! Живо позовите ко мне епископа Парижского и мессира де Немура! Да, не забудьте накрыть стол! Ваш король голоден, бездельники! Уморить голодом меня решили?!
Слуги радостно зашевелились, исполняя приказания короля. Их радовало хорошее настроение монарха. Когда король ругается, что его «желают уморить голодом» – это, хороший знак! Стол был быстро накрыт и Филипп, не дожидаясь прихода советников, решил перекусить.
«А-а. Отличное мясо, клянусь Святым Симоном! – отметил Филипп, пережевывая жареные куски. – Изумительное вино стали готовить на моих землях! Это, просто правильно и хорошо, что я повелел раздать земли и пустоши вилланам для хлебов и виноградников».
В это время в комнату вошли епископ Парижа и советник де Немур. Филипп кивнул им, приглашая за стол без излишних церемоний. В близком кругу он не очень любил и жаловал манерность придворных этикетов.
– Давайте, налетайте! – С полным набитым ртом сказал Филипп.
Епископ и де Немур сели и налили себе вина. Епископ – высокий и крепкий мужчина лет сорока, внешне походил больше на рыцаря, нежели на священника. Вот, и сегодня, он был одет несколько на военный манер. Из-под пол его сутаны, богато расшитой золотом и драгоценностями, выглядывала кольчуга, кинжал. Правда, отметил Филипп, кольчуга была очень искусной и тонкой, вероятно – итальянской, работы.
– Монсеньор епископ! – обратился Филипп к Годфруа де Булонь. – Как ваши успехи в деле борьбы с ересью и искоренению прочих вольнодумств.
«У короля сегодня было прекрасное настроение, – подумал епископ. – Иначе, он не завел бы разговор про всякую ерунду».