— По крайней мере, верно одно: кто-то хочет направить нас именно по такому пути. — Уолсингем плотно сжал зубы, живчик запрыгал на щеке. — Да еще этот знак Юпитера! Спасибо огромное Джону Ди, ее величество и так уже чересчур много внимания уделяет движению планет и небесным знамениям, теперь же она уверится, что ее опасения обоснованны. — Вздохнув, Уолсингем обернулся ко мне с поручением: — Мне следует немедленно отправиться к ее величеству, а ты, Бруно, поговори пока с кем-нибудь из подруг леди Сесилии, кто знает, куда и зачем она ходила. Скажи им, что ты — человек лорда Бёрли. Уильям, ты сведешь доктора Бруно с нужными людьми? И пусть стража обыщет все помещения дворца, и приватные покои, и кухни, и часовню, и залы. Если убийца не скрылся, то, быть может, не успел и избавиться от окровавленной рубашки и ножа.
Бёрли ответил кивком, провел рукой по лбу; вид у него был усталый и безнадежный. Он лет на десять старше Уолсингема, то есть уже на полпути от шестидесяти к семидесяти годам, хотя вроде бы здоровье у него покрепче. Он бросил на меня взгляд искоса, брови его сошлись в напряженном раздумье.
— Фрейлины, понятное дело, бьются в истерике, — суховато заметил он. — Это естественно, однако мне из их воплей не удалось извлечь ни капли смысла. Кто знает, может быть, человек помоложе, с красивыми темными глазами и приятной улыбкой преуспеет там, где я потерпел неудачу. — Улыбнувшись — отнюдь не приятной улыбкой, — он похлопал меня по плечу и придержал дверь комнаты, пропуская меня вперед.
— Из уст Бёрли это прямо-таки комплимент, Бруно, — поддразнил меня Уолсингем, проходя следом за мной.
— Я так понял, он имел в виду вас, ваша милость, — не остался я в долгу.
Бёрли обернулся с усмешкой на губах.
— По крайней мере, льстить этот молодец умеет, — одобрил он. — Будем надеяться, это пригодится ему в обхождении с нашими дамами.
По правде сказать, леди Маргарет Ситон, первая леди королевской опочивальни, отнюдь не билась в истерике; войдя в ее покои, я увидел перед собой чрезвычайно собранную и подавляющую своим величием даму, и держалась она, я бы сказал, настороже. Лорд Бёрли отрекомендовал меня как своего доверенного помощника и, любезно откланявшись, скрылся за двойными дверями. Леди Ситон — она была одета в черное, как будто заранее справляла траур, и сидела высоко на подушках — острым взглядом впилась в мое лицо. Она была совсем не такой молоденькой, как погибшая фрейлина, лет сорока с небольшим, почти ровесница королевы, но, хотя на тонкой коже начали проступать приметы времени, легко было догадаться, что в свое время эта дама принадлежала к числу первых красавиц. Две девицы сидели на полу возле ее кресла, опираясь на подушки, обе были облачены в белый шелк, обе цеплялись за руки своей начальницы и заливались слезами. Наконец она высвободила руку и приподняла ее, требуя тишины. Девушки изо всех сил попытались заглушить рыдания.
— Кто вы такой? — обратилась она ко мне, и в ее чеканном голосе послышались недовольные нотки.
Неприязнь вряд ли была направлена против меня лично; эта дама ни на минуту не забывала о своем высоком ранге и предпочла бы, чтобы к ней направили более значительного человека, нежели моя смиренная особа.
— Итальянец родом, миледи. Лорд Бёрли поручил мне узнать, не припоминаете ли вы что-либо…
— Я спрашиваю, кто вы такой. Очевидно, вы не придворный. Дипломат?
— В своем роде, миледи.
Она принялась оправлять широкие юбки, зашуршала шелками, отведя от меня на время проницательный взгляд.
— Странно, что лорд Бёрли направил ко мне иностранца. Но продолжайте: что вы хотели знать?
— Эта юная леди, Сесилия Эш, не знаете ли, с кем она могла назначить встречу на сегодняшний вечер в развалинах старой часовни?
— Паписты, вот кто всему виной! — рявкнула вдруг леди Ситон, всем телом подавшись вперед.
Я успел заметить, как девушка по левую сторону от ее кресла прикусила губу и потупила глаза.
— Почему вы так в этом уверены, миледи?
— Потому что это не просто убийство, а богохульство, вот почему! — Она глянула на меня в упор, словно удивляясь, как же я сам-то не понял. — Полагаю, вы один из них или принадлежали к ним прежде?
— Был когда-то. Но его святейшество папа Григорий отлучил меня от Церкви и желал бы отправить на костер. Вот почему я ныне обитаю здесь, под более кроткой эгидой ее величества.
— Ясно. — Строгое выражение лица сменилось любопытством. — А чем же вы так обидели его святейшество?