— Ольгерд! Не дури! — в первый раз на моей памяти Наставник назвал меня по имени. — Тебе всего пятнадцать! У тебя на шее сестра! Присмотришь за нашими близкими!
— Как? Что я один смогу поделать с тварями, если вы их не остановите? И что с того, что мне пятнадцать? Я готов, и, по крайней мере, мне кажется, не хуже, чем гвардейцы короля!
Мерион внимательно посмотрел мне в глаза, дернул себя за седой ус и, кивнув, торжественно произнес:
— Ольгерд Коррин! Я дарую тебе Право на Смерть! Я принимаю тебя под свою руку и клянусь быть тебе достойным вождем и соратником…
Я благодарно поклонился и, выйдя к его креслу, встал на одно колено и протянул ему оба своих меча рукоятями вперед:
— Вверяю Вам свою честь, достоинство и жизнь!
Дед прикоснулся правой рукой к обоим клинкам и поднял меня с пола:
— С завтрашнего дня поступаешь в распоряжение Самира…
— Спасибо, Наставник!
— Создатель с тобой, Ольгерд! Удачи!
За следующие две недели Самир выжал из меня все соки: я еле добирался до дома, и умудрялся засыпать прямо за едой. Беата, уже давно смирившаяся со скорым отъездом в город, суетилась около меня, пытаясь хоть как-то скрасить оставшееся до Прихода время. Но, поглощенный подготовкой к первому в жизни сражению с неведомым, но опасным Врагом, я почти не замечал ее усилий. Разве что в день отъезда, когда она стояла передо мной, заплаканная, держа в руке котомку с нехитрым скарбом, в моей душе шевельнулось что-то вроде страха за нее: раньше мы ни разу не расставались более чем на день. Я прижал к своей груди ее растрепанную головку, провел загрубевшей от рукояти меча ладонью по волосам, и внезапно понял, что могу больше никогда ее не увидеть. Отодвинув девочку от себя, я испуганно заглянул в ее глаза, и увидел в них такую же затаенную муку:
— Не бойся, мы победим! Наставник уже четыре раза бился с тварями, и до сих пор жив! — попытался успокоить я ее. — А я чем хуже?
— Ты сможешь, братик! Я точно знаю… — закусывая губу, чтобы не разрыдаться, шепотом ответила мне она. — Только вот страшно почему-то!
— Не бойся, я обязательно вернусь! Чего бы это мне не стоило… — пообещал я, обнял сестренку и поцеловал ее в лоб. — Береги себя, ладно?
— За меня не беспокойся! — по щекам Беаты градом катились слезы, но она не отводила от меня взгляда, словно пытаясь запомнить меня таким, каким я был в этот момент.
В это время небольшой обоз тронулся с места, и Беата, в последний раз дотронувшись до меня рукой, заняла свое место в колонне, а я вернулся на свое место на площадке, где меня нетерпеливо дожидался Самир, попрощавшийся с родными еще год назад перед уходом в Обитель.
Вечером, вернувшись в пустой и холодный дом, я с удивлением обнаружил на столе горячий ужин. А на моем любимом месте у окна сидела Элли и смотрела на меня тяжелым, полным грусти, взглядом:
— Ты, наверное, проголодался?
— Да, конечно! — растерянно ответил я. — Большое спасибо за ужин! Но кто тебя отпустил из города в такое время?
— Никто меня не отпускал! — мрачно ответила девушка. — Я сбежала из дому, чтобы попрощаться! Ведь послезавтра — День Прихода?
— Да! — кивнул я.
— Значит, вы выступите на рассвете. А завтра у вас должен быть день для отдыха и медитации!
— Откуда ты знаешь? — удивился я. — Наставник ведь только что об этом объявил!
— Дедушка Сэнар рассказал. Он тоже был адептом и бился с Легионом Тьмы. Два цикла назад. И потерял там правую ногу. Так что я пришла прощаться! — Элли пододвинула ко мне тарелку и подсела поближе ко мне. — Уйду завтра! Так что ешь спокойно, времени еще достаточно!
— Ты что, сошла с ума? — удивленно уставился я на нее. — Что значит "завтра"?
— А ты догадайся! — в ее глазах на миг промелькнули чертики и тут же пропали. — Я сегодня буду ночевать с тобой. И не пытайся меня отговорить, — все уже решено!
Я ошарашено отодвинул от себя тарелку, чтобы высказать все, что об
этом думаю, но Элли не дала мне сказать ни слова:
— Ешь! Тебе надо быть сильным! И готовым ко всему. Поэтому я здесь! Не могла не прийти, понимаешь? Кто знает, что случится послезавтра? Я ведь потом буду проклинать себя за каждую минуту, которую прожила без тебя!
Давясь едой, я слушал ее горячечный бред, то вспыхивая от радости и счастья, то краснея от стеснения: еще ни разу мне не приходилось слышать таких слов от женщины. Тем более от той, которая занимала все мои мысли в свободное от бесконечных тренировок время. И мне было здорово не по себе от желания, которое заставляло все чаще биться мое сердце…
— Я не одна такая! — донеслось до меня вдруг. — Почти все жены и подруги сегодня вернулись в Обитель… Мы шли сюда вместе!
— Так они все знают, что ты пришла ко мне? — ужаснулся я.
— А я этим горжусь! Во всем королевстве лишь один воин в пятнадцать лет избран достойным, чтобы идти в бой с Легионом. И это ты!
— А что скажут твои родители?
— Мне все равно! Это мое решение, и я от него не отступлюсь. — девушка забрала у меня опустевшую тарелку и, отодвинув меня от стола, взобралась ко мне на колени. — Кстати, а ты по мне соскучился или как?
Ее пальчики пробежали по моим щекам, потом скользнули по шее, расстегнули ворот рубашки и стянули пропахшую потом ткань через голову:
— Я принесла тебе новую рубашку. Оденешь ее под кольчугу, ладно? Она принесет тебе удачу! — попросила она меня. — Только посмотришь ее утром, хорошо?
— Как скажешь! — ответил я и прижался носом к ее шее, вдыхая пряный запах молодого девичьего тела.
— А теперь пойдем, ополоснемся! — попросила меня она и, не дожидаясь ответа, соскользнула с моих коленей и потянула меня наружу.
Мы неторопливо добрели до излучины Белой, где быстрая горная речушка неожиданно замедляла свой бег и довольно широко разливалась в естественной скальной чаше, прежде чем снова ринуться в теснины следующего горного хребта по дороге к далекому морю. Кристально чистая, но довольно холодная вода позволяла днем видеть каждый камешек на дне на глубине в восемь ростов человека, а сейчас, в кромешной тьме ночи, казалась черным зеркалом, в котором отражались далекие звезды. Я засмотрелся в него и чуть не отпрыгнул в сторону, когда к моей спине прикоснулась неожиданно горячая рука Элли:
— О чем задумался?
— Даже не знаю! — повернулся я к ней и оторопел: девушка стояла передо мной совершенно обнаженная, ничуть не стесняясь своей наготы, и даже в полной темноте я всю ее охватил одним взглядом. Не дожидаясь, пока я начну соображать, она тряхнула распущенной гривой волос, отчего ее довольно полная для такого возраста грудь тяжело заколыхалась, и закинула руки мне на шею: